Ольга Куно - Охотники на тъёрнов
— Почему? — хмуро спросил Ирвин.
— Ты отлично знаешь, почему, — отрезала я, зажмурив глаза и чётко, почти жёстко, произнося слова. — Знаешь, — я снова открыла глаза, — для меня всё это тоже тяжело. То, что происходит, совсем мне небезразлично, поэтому просто не мучай меня, ладно? Чего быть не может, того не может, и точка. Поэтому давай просто договоримся. Ты живёшь своей жизнью, я своей. Ты не преследуешь меня, я не преследую тебя. Я просто закончу здесь, во дворце, свои дела — и уйду. И оставлю тебя в покое.
Поток холодного воздуха окатил лицо и шею. За углом плохо закрыто окно. Ирвин поднял на меня мрачный взгляд. В его глазах не осталось и следа недавнего веселья.
— Полагаю, я не имею права настаивать. — Его голос прозвучал хрипло, как тогда, в камере. Я согласно кивнула. — Хорошо. — Его интонация и выражение лица не имели ничего общего со значением произнесённого слова. Он ещё немного помолчал. — Вероятно, ты хочешь забрать это назад?
Ирвин извлёк из-за пазухи уголок моего платка. Вытаскивать его целиком, однако же, не спешил.
Грустно улыбнувшись, я покачала головой.
— Нет. Оставь себе. Мало ли что? Вдруг ещё когда-нибудь понадобится согреться. Береги себя.
Я подалась вперёд и на мгновение сжала его плечо. После чего отвернулась и поспешила вернуться к себе в комнату. Дабы на собственном опыте проверить тезис о том, что слезами горю не поможешь.
Глава 17. Игра с огнём
Опущенное в воду пламя факела зашипело и заплевалось дымом, протестуя против такого обращения. Но силы были неравны, и оно вскоре погасло. Коридор погрузился в темноту. Погоняемый собственным нетерпением, Винсент даже не постучал, а скорее поскрёбся в вожделенную дверь — условленным образом, уже повторённым много раз, так, чтобы, окажись в комнате кто-нибудь, кроме Селины, он бы подумал, что речь идёт о скрипе ставни или о юркнувшей в щель мыши.
Дверь распахнулась, и Винсент сразу же оказался в объятиях женщины, которая в считанные дни стала самым дорогим и близким ему человеком.
— Что ты так долго? — спросила она, отрываясь от его губ и утягивая за собой вглубь комнаты.
— Долго? Я почти бежал всю дорогу, — рассмеялся он, усаживаясь на кровать подле Селины.
— Всё равно долго, — упрямо повторила она. — Я боялась, вдруг с тобой что-нибудь случилось там, на холме. Каждый раз боюсь.
— Ничего со мной не случится, — заверил Винсент, гладя её по волосам.
— В тот раз ведь случилось, — напомнила Селина, развязывая шнуровку его плаща.
Винсент стянул плащ с плеч и отшвырнул его в сторону.
— В тот раз я ещё не знал, ради чего живу, — прошептал он девушке на ухо, после чего крепко прижал её к себе.
Селина счастливо засмеялась. Нехотя отпустив её от себя, Винсент поднялся, чтобы снять пояс с пристёгнутым к нему мечом. Девушка тоже встала и прошла к столику налить себе воды.
— Будешь? — спросила она Винсента.
Он покачал головой. Пить ему не хотелось. Хотелось просто смотреть на Селину, жадно ловя каждое её движение, зная, что скоро ему придётся уйти и снова не видеть её целые сутки.
— Ты слышал, этого парня, которого считали тъёрном, отпустили, — между прочим заметила Селина.
— Да, — поморщился Винсент. — Нашлись свидетельства того, что он невиновен.
Отпив из хрустального бокала на хрупкой тонкой ножке, Селина поставила его на стол и снова прошла к кровати. Даже в мягкой домашней обуви без каблуков ей каким-то неведомым образом удавалось ступать грациозно.
— Стало быть, настоящего убийцу так и не нашли, — заключила девушка.
Она снова села и откинула спину назад, опираясь руками о кровать.
— Пока не нашли, — поправил Винсент. — Тебя тъёрн, конечно, не тронет ни при каких обстоятельствах, — немного подумав, добавил Воин. — Он обнаглел, живя во дворце, но всё же не до такой степени. И тем не менее, на всякий случай будь осторожна. Не покидай свои покои в ночи, когда меняется фаза луны.
— Не беспокойся, до меня тъёрну не добраться никак, — усмехнулась Селина. — Если только… — она подняла на него лукавый взгляд, — …тъёрн — это не ты.
— Что?!
Винсент аж поперхнулся, услышав такое предположение.
Улыбка Селины стала шире.
— А что? — повела плечиками она. — Ты — единственный, с кем я встречаюсь наедине. И для тебя это была бы идеальная возможность. Никто не знает о наших свиданиях. А, значит, ты бы мог прийти ко мне через потайной ход. Я открыла бы тебе сама. Затем ты мог бы выпит мою кровь и беспрепятственно уйти по всё тому же ходу. И ни один человек в жизни бы не догадался, кто это сделал.
— Селина, ты говоришь серьёзно, или я могу понадеяться, что это такие шутки? — нахмурился Винсент.
— Как знать, — хмыкнула она. — Я-то, конечно, шучу, но вот с другой стороны… То, что ты — не лекардийский посол, я поняла с самого начала. Но, впрочем, об этом явно знает и Рамиро; значит, тут какая-то другая история. Однако зачем-то ты ведь забрался на лунный холм в ту памятную ночь. И отчего-то на тебя там напали люди в масках. Ну, и, наконец, ты не приходил ко мне три дня назад. Как раз в ту ночь сменилась фаза и была убита это девица.
Винсент наблюдал за выражением её лица, склонив голову набок. Селина казалась совершенно спокойной, но вот всерьёз она рассуждает или нет, ему было ясно не до конца.
— Из этого ты делаешь вывод, что её убил я? — осведомился он.
— Не делаю, — возразила Селина. — Просто рассуждаю. В действительности мне совершенно всё равно, тъёрн ты или нет.
Вот это уже становилось интересно.
— В самом деле? — переспросил Винсент.
В данной ситуации он никак не мог не подумать про Стеллу, привязанность которой откровенно не понимал.
— Да, — просто ответила Селина. — Тебя это удивляет?
— Сказать по правде, немного.
Винсент поморщился, поняв, что голос прозвучал несколько жёстко. Должно быть, его элементарно задела сама возможность предположения Селины.
Она же снова улыбнулась, задумчиво глядя в пространство.
— Видишь ли, — задумчиво произнесла она, — я выросла в кругу, люди которого редко страдают излишней щепетильностью. Там очень на многие вещи принято смотреть сквозь пальцы. И принято поддерживать хорошие отношения с другими людьми, даже если те подвержены всевозможным порокам — в случае, если данное общение того стоит, конечно. Называя вещи своими именами — если оно окупается. В тебя, Винсент, я влюблена до потери памяти. — Она умудрилась сказать это, просто констатируя факт. Не выглядя ни уязвимой, ни смущённой, ни даже напряжённой от такого признания. — А это окупает всё, что угодно. Будь ты даже шантажистом, инквизитором или маньяком-убийцей. А тъёрн — это ещё далеко не самое худшее. В конце-то концов, они всего лишь хищники, вынужденные убивать ради того, чтобы выжить.
