Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы
Наверное, я просто немею в ужасе. Кого я любил? Кого?!
Карли принимает это за согласие и развивает тему! Ну да. Можно и отца, виконта, убить! А Лавиния… а что с ней?
Уедет домой!
Позор?
Пф-ф-ф!
Она же теваррка! Какая ерунда!
Наконец я стряхиваю оцепенение…
Поднимаюсь, беру Карли за руку и вытаскиваю из комнаты.
— Виконтесса… Я больше не хочу вас видеть. Никогда.
Она пытается что-то еще сказать, но я захлопываю дверь и не реагирую на стук. А шуметь она не рискует. Привлечет внимание — и как оправдаться перед мужем?
Да, тут стоит пожалеть мужа!
Кого я любил?!
Боги, что бы я мог с собой сделать? Что я мог бы сделать с королевством?
Карли, Карли…
Остаток ночи я провожу на балконе. Щеки горят, сердце колотится, к горлу подкатывает тошнота…
Моя любовь.
Моя боль…
Карли…
Больше никогда!
* * *Все были заняты. Они готовились к свадьбе.
Я тоже был занят. Я удрал на два дня из столицы — догонять риолонского посла.
А то как же!
Когда привезли гроб с телом — дядюшка взбеленился. Послушно подставил уши под лапшу и объявил риолонцам войну. Посол выслушал его, попытался оправдаться, получил прицельно вазой, успел увернуться и удрал.
И правильно сделал.
В гневе Рудольф мог его и мечом навернуть.
Я догоняю «риолонских подлецов» в двух днях пути от столицы. Коня едва не загнал, но дело того стоило! Одни глаза риолонского посла, когда он меня увидел, окупают все мои страдания, в том числе и стертую о седло задницу.
Большие, круглые…
Недолго думая, я кидаю поводья коня слуге и плюхаюсь у костра:
— Я по делу Или вы сначала на меня выплеснете все то, что дядюшке не досталось?
Посол играет в окуня. Открывает и закрывает глаза, хлопает жабрами… Я терпеливо жду, пока он пройдет тяжкий путь эволюции. Но наконец мужчина приходит в себя.
— Не ожидал вас увидеть, принц Алекс.
— Ну, вы и выходки дяди не ожидали, — замечаю я, светски улыбаясь и прицеливаясь к аппетитно пахнущей палочке шашлыка. Посол мрачнеет на глазах.
— Вы правы…
— И сейчас я расскажу вам кое-что интересное. О том, кто убил моего двоюродного братца и зачем. А еще — о моем браке…
Разумеется, всей правды я не раскрываю. Объясняю просто, что письмо было адресовано принцу — к принцу оно и попало. Только не к тому.
А там уж теваррцы воспользовались ситуацией.
Есть ли у меня доказательства?
Да, вот собственноручное признание убийцы. Да не того убогого, а настоящего. Который готов точно показать, и где ждал, и как убивал, и даже кого хотел убить. Так что меня вовсе не устраивает воевать с Риолоном. Мы этой войны не выдержим, к тому же и Теварр ударит нам в спину…
Кто бы не ударил?
Посол слушает внимательно:
— А чего вы хотите, ваше высочество? И что предлагаете?
— Мирный договор — однозначно. И часть Теварра.
— То есть?
— Дядя все равно помчится воевать. А я постараюсь сделать так, чтобы теваррцы выставили и свои войска. Куда они денутся! И вот когда они нападут на вас, мы ударим им в тыл! А потом пойдем прямым маршем на Теварр…
— Интересное предложение, ваше высочество…
— Пока я не могу вам предоставить многого. Но вы перескажите мои слова королю, ладно?
— Это я вам обещаю.
— Отлично. Я вам еще напишу. Как-то можно будет переслать письмо?
Посол еще немного размышляет и сдает одного из своих шпионов:
— Через лавку сладостей на улице Дроздов. Скажете кондитеру — такой рыжий, усатый, что дрозды сегодня особенно зеленые, — и отдадите письмо. Он поймет.
Я киваю.
Скажу. И перешлю.
Не стоит недооценивать моих родственников. Если они смогут меня уничтожить — они это сделают. Значит, я должен нанести удар первым.
И я его нанесу.
Не стоит недооценивать и посла. Риолон хочет стравить нас с Теварром. Теварр — нас с Риолоном. А я?
А я бы с удовольствием полюбовался, как они рвут друг другу глотки. Только вот вряд ли удастся. Но и свою землю я разорвать на части не дам. Не для того сердце Алетара признало меня королем.
* * *Карли я приказываю к себе больше не пускать.
Никогда.
Сыт по горло.
Да, может, как меня упрекал Том, я и сам виноват. Бросил ее одну, не остерег, не предупредил… а может, не виноват?
Я же не буду рядом с ней всю жизнь?
Я не смогу убрать с ее дороги все камни. Не смогу всегда вытирать ей нос, предостерегать и беречь. Я уехал ненадолго, а она уже поддалась на приворот. И кстати — любой приворот работает только до любви. На чем всегда прокалываются маги и ведьмы?
Да на ней, родимой!
Если человек кого-то искренне любит — его не приворожить. Можно хоть упоить его зельями, хоть искупать в них…
Все до первого взгляда, до первого воспоминания о любимом.
Так что же больше любила Карли?
Меня? Мой титул? Блеск двора?
Плевать!
От меня она ничего не получит.
Даже приглашения на свадьбу.
Хотя она там все равно появляется. Явно Абигейль подсуропила. Но я стараюсь не смотреть на рыжие кудри. Я смотрю на невесту.
А хороша…
Знаю, что вампирша, вижу ее истинный облик — и все же аж дыхание захватывает! Белая фата, кружевные цветы на золотых волосах, высокая грудь… и соблазн, такой дикий соблазн в каждом движении, что пробирало всех. Даже святого холопа — слишком уж подозрительно он мантию вперед оттягивал. И ведь знает об этом… с-сучка.
— Согласна ли ты, дочь Света…
— Согласен ли ты, сын Света…
Особенно пикантно это звучит — при венчании полудемона с полувампиршей.
Потом было пиршество, потом нас провожают в опочивальню — и под похабные шуточки оставляют одних.
Лавиния вопросительно смотрит на меня:
— И что теперь?
— Лично я собираюсь спать. Ты — как хочешь.
— А…
Я пожимаю плечами, достаю из кармана фляжку с куриной кровью и выливаю часть на простыню.
— Вот так. Ты была честной девушкой.
— Н-но…
Я уже не обращаю внимания на вампиршу. Стягиваю с себя все, кроме нижнего белья, и заваливаюсь на простыни. Хорошо…
Кажется, она что-то там шипит и ворчит, но я спокойно засыпаю. Не полезет. Только не сегодня, когда дворец пирует, за дверями спальни куча людей, а наутро мы еще и простыню предъявить должны, с кровавым пятном. Какие там покушения!
Выспаться бы!
* * *Просыпаюсь я утром от аккуратного прикосновения к моей… анатомии.
Лавиния явно хочет заключения брака. Приходится оторвать от себя шаловливую ладошку и коротко объяснить:
— Клыки вырву.
