Павел Корнев - Жнец
— Уж спрошу, ты не сомневайся, — совершенно спокойно ответил Ричард. — Скоро мы с ним свидимся, тогда и спрошу.
— Все еще можно изменить! Что мешает тебе вновь начать жить за счет моей силы? Соглашайся! Глупо умирать в двадцать пять лет.
— Не стоило твоим людям убивать Солу…
— Я не имею к этому никакого отношения!
— Мне от этого должно стать легче?
— Ослепленный жаждой мести фанатик!
— Могу себе позволить…
— Полагаю, теперь моя очередь? — усмехнулся закинувший ногу на ногу Густав Сирлин. — Ну вспоминай, как ты подобрал меня на улице, обогрел, обучил. Вспоминай, чего там. Еще вспомни, как все эти годы я на тебя ишачил и сколько раз рисковал собственной шкурой из-за твоих интересов. И о своем обещании вспомнить не забудь. — Вцепившийся в подлокотники кресла сотник подался вперед и заорал: — Об обещании, которое ты, сволочь старая, и не думал выполнять!
— Ты только посмотри, кого взял в помощники, — указал на Густава вновь обернувшийся ко мне Жнец.
Его воля давила на защитный круг все слабее и слабее, но сломленным старик вовсе не выглядел. Что же он задумал?
— На себя посмотри, — откинулся обратно на спинку кресла Густав.
— Разве ты не чувствуешь затаившуюся в нем тьму? Тьму, по сравнению с проявлением которой выходки бесноватых просто невинные шалости! — начал распаляться еретик, — Бегущие из Бездны бесы вынуждены играть по правилам этого мира, но тьма, тьма чужда всему живому. Она способна лишь разрушать, и рано или поздно она уничтожит наш мир. Уничтожит из-за таких, как он!
— Ну уж, не надо преувеличивать, — покачал головой Густав Сирлин.
— Знаешь, за что сожгли его отца? — в очередной раз обратился ко мне старик. — Да имей ты представление, что его отец творил в подвале своего особняка, ты никогда бы не принял помощь этого проходимца!
— Папенька был человеком увлекающимся, — пожал плечами темный сотник, — Вот только некоторые твои выходки куда как гаже.
— Тьма, которой служил его отец, оставила отметину и на сыне. И рано или поздно она проявится…
— Когда проявится, тогда и поговорим.
Я выкинул из головы посторонние мысли и начал проговаривать про себя псалом, одновременно прикасаясь к вырезанным на полу святым письменам. Там, где палец скользил по дубовой доске, дерево моментально начинало тлеть и куриться едва заметным дымком. Рука моя налилась свинцовой тяжестью, горло пересохло, но остановиться уже не было никакой возможности.
— Проявится?! — оскалился старик, — Ты думаешь, он один такой? Драгарн и Пакт давно уже прогнили насквозь, а Стильг и Норвейм держатся лишь за счет неуемной жажды власти!
— Вот и замечательно, что держатся…
— Ну а ты что скажешь? — обратил наконец свой взор Жнец на Ловкача, — Желаешь ты умереть ни за что или предпочтешь обрести такую власть, которая тебе и не снилась раньше?
— Правильно я понимаю, что вы пытаетесь меня купить? — деловито уточнил Якоб Ланц.
— Живыми вам отсюда не уйти, — заявил старик. — Как сказал бы ты сам, при любом раскладе. Деньги для меня лишь тлен, поэтому свою награду назначай сам.
— Заманчивое предложение, — не обращая внимания на пристальные взгляды Густава и Ричарда, усмехнулся Ловкач.
Я к этому времени уже водил пальцами по последним строчкам вырезанных на полу письмен и в голос выкрикивал заключительные слова изгоняющей бесов и выжигающей скверну молитвы. Только вот Жнец не обращал на нее никакого внимания, и лишь сейчас мне стало понятно, почему он оставил попытки проломить защитный круг. Все это время старик заговаривал нам зубы и копил силу. И теперь бурлившая в нем скверна грозила погасить огонь моей веры.
— Убей его, — приказал мошеннику еретик, — Убей, и круг перестанет сдерживать меня!
Последние вырезанные на полу символы обуглились под моими пальцами, я поднялся с колен и принялся выкрикивать слова изгнания.
— Старик слишком силен, — повернулся вдруг к сотнику Ричард Йорк. — Ничего не выйдет…
— Сколько же в нем скверны! — вскочил на ноги Густав. — Сволочь!
— Убей его и проси, что пожелаешь! — взвыл Жнец, когда молитва принялась перемалывать его подобно жерновам призрачной мельницы.
Воздух вокруг старика замерцал, его фигура начала расплываться, но еретик продолжил прикрываться сгоравшей в моих словах скверной. Скверной, которой не было ни конца, ни края. Будто отшельник сам стал воротами в потустороннее, через которые и рвалась в наш мир первородная Бездна.
В глазах у меня двоилось, во рту давно стоял металлический привкус крови, а нательная рубаха промокла от пота. Язык заплетался, каждое следующее слово давалось сложнее предыдущего, и даже просто стоять на ногах было уже невмоготу. Но я продолжал выкрикивать молитву. Выкрикивать, с ужасом понимая, что не справляюсь. Что старик оказался сильнее. Что он обыграл меня по всем статьям. Осознание собственной обреченности давило не хуже могильной плиты, и все же я не сдавался.
Ричард Йорк подошел к охранному кругу, когда оставалось произнести одну-единственную фразу. Старик к нему даже не обернулся и продолжил сверлить меня напряженным взглядом. Рыцарь пригладил седые волосы, усмехнулся и, будто соглашаясь с самим собой, неожиданно кивнул. И тут подступивший со спины Ловкач приставил мне к горлу нож и толчком под колени повалил на пол.
Я зажал шею ладонями, и тотчас из-под пальцев потекла тоненькая струйка крови. Расхохотавшийся Жнец рванул прочь из прочерченного серебряным серпом круга, но стоило старику шагнуть через черту, как его вновь отшвырнуло назад ослепительно полыхнувшее пламя.
Едва не лишившись сознания из-за ударившего по мне отката, я поднялся на ноги, отнял окровавленные ладони от прочертившего кожу неглубокого пореза, и тут Ричард Йорк метнулся в круг. Обхватив руками сбивавшего пламя с хламиды Жнеца, он рявкнул ему прямо в ухо:
— Не стоило трогать Солу!
— Отпусти! — взвыл старик, но капитан лишь расхохотался.
— Я решил принять твое предложение! — прорычал он и начал вытягивать из еретика силу.
Соединявшая нас с Ричардом нить скверны вдруг превратилась в свитый из мельчайших жилок потустороннего трос. На какую-то долю мгновения я оказался связан со Жнецом, и его истинная сущность открылась мне, подобно распахнутой порывом ветра книге.
Серая хмарь, пустота и переполнявшие душу грешника бесы.
Хотя можно ли назвать это вместилище скверны душой?
Ничего, абсолютно ничего человеческого в старике уже не осталось…
— Сгинь!
Я глубоко вздохнул и, срывая голос, выкрикнул три последних слова псалма.
Излившееся из меня сияние метнулось к Ричарду Йорку и, проскользнув через него в душу Жнеца, в мгновение ока выжгло бурлившую в отшельнике скверну. Казавшаяся неуязвимой защита еретика треснула, как гнилой орех, старик дико заорал, а потом какая-то неведомая сила оторвала меня от пола и со всего размаху шибанула о дверной косяк.
К тому времени, когда более-менее прояснилось в глазах, Жнеца и Ричарда уже скрыло растекшееся внутри защитного круга марево. Серость скрутилась в воронку призрачного смерча, пол вздыбился, с потолка полетели щепки и обломки балок. Невыносимо воняло гарью, но дымивший очаг был тут ни при чем: казалось, огнем занялись сами корчившиеся в углах комнаты тени. Корчившиеся, прогоравшие в прах и наполнявшие при этом помещение не светом, а отсутствием тьмы.
Но вдруг серое марево расползлось, и в разверзшейся прорехе показался силуэт объятого бесцветным пламенем отшельника. Жуткий старик рвался из защитного круга, и ни молитва, ни затягивавший скверну призрачный вихрь не могли его остановить. Шаг за шагом Жнец выбирался из уже поглотившей их с рыцарем Бездны и понемногу возвращал себе утраченную было материальность.
Шаг, еще шаг. И вновь шаг вопреки всему. Вопреки самому мироустройству!
Я заглянул ему в глаза и обмер. В темных провалах не осталось ничего человеческого. Ненависть! Лишь жуткая ненависть, едва скованная тонким ледком холодного расчета. Сама Бездна — вот что глянуло на меня в ответ.
Ричард Йорк возник за спиной Жнеца, словно из ниоткуда. Сгоравший в потустороннем огне рыцарь просто соткался из серой Пустоты и немедленно вцепился в старика. Превратившийся в призрак самого себя капитан Гвардии потянул отшельника обратно, и тот взвыл от ярости и разочарования.
Взвыл, попытался вырваться, но — тщетно. Ричард не отпускал и тянул, тянул, тянул его обратно. Прямо в Бездну. В Пустоту. В серое безмолвие, в котором ничего никогда не происходило и ничего никогда происходить не будет.
Жнец рвался на волю, Жнец мог преодолеть что угодно. Но в этот раз противник оказался сильней. Капитан уже почти вверг отшельника обратно в преисподнюю, когда я поймал взгляд бесцветных глаз Белого рыцаря.
