Екатерина Тимохова - Сафари во времени
- Эмилия, мы не можем так рисковать его жизнью. Я скажу им, кто принц.
- Лёша, пожалуйста, не нужно!
- Я знаю, что мы оба дороги тебе, но у меня еще есть шанс выжить, а у него он бесконечно мал. Я не могу иначе. - Лёша посмотрел на Третьего и сказал: - Я принц. И я готов предстать перед Советом. Но пообещайте, что вернете нашего друга. Иначе я буду все отрицать, и вы ничего не сможете добиться от меня.
Третий из Пятерых внимательно посмотрел на Алексея, оценил его и, кажется, согласился с тем, что такой человек может быть истинным потомком короля. Он кивнул Пешехонову, еще раз бросил на меня взгляд и, так ни слова и не сказав, ушел. А нам снова осталось только ждать и надеяться, что он исполнит свои обещания.
Остаток ночи провели без сна. Утром в темницу спустились стражники. На носилках они несли Вадима. Тот был без сознания. Я заметила порезы на его руках и ужаснулась.
- Что с ним делали?! - спросила я. - Думала, он в целости и сохранности! Почему на нем порезы?
Неизменные лучники, на этот раз в количестве пяти человек, спустились вниз за носилками. Они встали в ряд. Можно было и не надеяться отразить атаку сразу пяти стрел. Мы без лишних слов сели вдоль стен. Вадима внесли внутрь и оставили на носилках.
- Ты, - сказал один из стражников, указывая на Пешехонова, - идешь с нами. И без глупостей!
Леша безропотно последовал за ними. Перед уходом тот же стражник добавил, кивая головой на Вадима:
- Ему пускали кровь в надежде на то, что это поможет. Но, как видите, это ничего не изменило. Возможно, пора смириться и проститься с ним.
Я кинулась к Лёше и обняла его. Меня никто не остановил.
- Держись! - сказала я ему, когда он обнял меня в ответ и поцеловал в щеку.
- Я постараюсь.
И они ушли. Я подошла к Вадиму и прислонилась губами к его лбу. Тут же активировалась моя сила. Я закрыла глаза и словно увидела внутренним взглядом поврежденные недугом части его организма. Для меня эта болезнь олицетворялась в виде черной дымки, которая накрыла его легкие и дыхательные пути. Вообразив это, мне стало удобнее с нею бороться. Всем сердцем желая победить, я мысленно попыталась разогнать черноту с помощью своей силы. И в этот миг, наконец, энергия отделилась от моих пальцев и вошла в его грудь. Я даже перестала дышать, сосредоточившись на этом. Почувствовала, как холодеет его кровь и снижается температура. И тут мне показалось, что черная дымка приобретает злобные оскалившиеся черты. Это существо вцепилось острыми когтями в Надежнецкого и не желало отступать. Ему становилось все хуже.
- Не сдавайся, - шептала я Вадиму. - Пожалуйста, прошу тебя!
И тут в ужасе осознала, что болезнь, вопреки моим стараниям, распространяется по всему организму. Мелькнула мысль, если я попытаюсь заморозить Надежнецкого до минимально возможной температуры, то мой враг будет повержен. И я выпустила вихрь холода в его сторону. Жениха затрясло. Губы посинели, а изо рта начал вырываться пар.
- Что ты делаешь! - подскочил ко мне Томас, не побоявшись притронуться. - Прекрати! У него не выдержит сердце!
Комната начала приобретать черты, и я стала видеть друзей, которые в ужасе смотрели на меня. Я поняла - он прав. Я убиваю Вадима. Его истощенный болезнью организм не вынесет такого лечения. Если бы я сделала это раньше, у нас был бы шанс. А теперь уже слишком поздно.
Я опустила голову. Моя рука лежала на его груди, и я чувствовала, как жар постепенно возвращается. Легла рядом с ним у носилок, все еще надеясь на чудо.
Верманд, Катрина и Томми не знали, что делать. Они тоже присели недалеко от нас и сочувственно поглядывали в нашу сторону. Спустя несколько бессонных часов, проведенных в напряженном молчании, Вадим толкнул меня и прошептал:
- Эмилия, я почти ничего не вижу.
- Что это? - ужаснулась я, увидев, как белки его глаз покрылись кровавой сеткой.
Томас сразу же подбежал к нему, оттолкнул меня в сторону и принялся осматривать Надежнецкого.
- Это плохо, очень плохо! - повторял он, схватившись за голову. - У него гипоксия. Кислород не поступает в мозг, и сосуды в голове лопаются, вызывая кровотечение. Потеря зрения - это первый ужасный симптом.
- О Боже! - испугалась Катрин. - Что же нам делать? Позвать на помощь?
Верманд тут же прильнул к клетке и закричал:
- Откройте! Кто-нибудь! Нашему больному становится хуже! Умоляю вас! Вызовите лекаря!
Вадим вдруг затих, и я испуганно затормошила его, прислушиваясь к дыханию и ожидая самого худшего. Но Вадик удивил - он открыл глаза и позвал меня.
- Эмилия, - судорожный вздох, попытка не сорваться на кашель, - ты здесь...
- Где же я еще могу быть? - грустно улыбнулась я, зная, что ничем не могу ему помочь.
- Наверное, сейчас уже не к месту это говорить...- еле слышно, почти одними губами, проговорил Вадик. - Но я рад, что мы были вместе.
Я схватила его ладонь. От него так и пыхало жаром.
- Вадим, прости меня, - я не хотела его утомлять, но мне было крайне важно сказать, - из-за меня ты попал сюда, из-за меня ты... - слезы неудержимо покатились из глаз.
- Я не должна была...
Он приоткрыл глаза, пытаясь сосредоточить на мне свой взгляд. Лицо его резко побледнело, нос и подбородок заострились. Слова давались ему тяжело, но он заставил себя произнести:
- Я ни в чем тебя не виню. Мне лишь жаль, что нам было отведено так мало времени. Мы были чертовски хорошей парой.
Верманд яростно стучал по железным прутьям и звал охрану, но никто не отзывался. Томас, тоже весь в слезах, присел рядом с Вадимом. Он осмотрел его, приоткрыл ему веки, снова проверил воспаленные гланды, ощупал шейные лимфоузлы, и тут взгляд его упал на одно из ушей. Глаза Томаса широко раскрылись, и он охнул, указывая мне на что-то. Я проследила за его взглядом и зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Из уха Вадима тоненьким ручейком капала на пол алая кровь.
- Верманд! - позвал Томми, прерывая стенания того у прутьев. - Верманд, скажи мне честно... у вас есть врачи, которые могут вскрыть череп и зашить пару сосудов?
- Что? - не понял Верманд. - Зашить сосуды в голове? Ты повредился рассудком? Это же невозможно!
Томас прикрыл глаза и взял меня за руку.
- Эмилия, мне очень, очень жаль. Теперь мы уже ни чем не поможем ему. Будь мы дома, была бы надежда, но здесь... прости... но у него нет шансов.
Я громко зарыдала вслух, понимая, что Вадим обречен. Невыносимое горе - снова потерять близкого человека. Как это было несправедливо! Не Вадим! Только не Вадим!
Тот снова, едва приоткрыв красные глаза, протянул руку и нежно убрал прядь моих волос за ухо.
- Эй, - прошептал он. - Не плачь. Мне уже становится лучше. Боль отступила.
