Елизавета Дворецкая - Спящее золото, кн. 2: Стражи Медного леса
– Они еще сделали нам любезность, что явилась сегодня, а не вчера!– весело бросил он через плечо Рагне-Гейде. Заметив, что жена смотрит на него огромными от ужаса глазами и натягивает беличье одеяло к подбородку, как будто в теплый покойчик ворвался ледяной ветер с озера, Вигмар нагнулся к ней, поцеловал и потерся носом о щеку.– Не бойся!– утешил он ее.– Ты же знаешь, я бессмертный! В качестве «утреннего дара» [15] я принесу тебе головы парочки фьяллей!
Затянув пояс, он устремился к двери.
– Свою принеси!– крикнула Рагна-Гейда, когда дверь уже захлопнулась.
Рагна-Гейда осталась одна. Крепко прижимая к груди беличье одеяло, она смотрела в полутьму покойчика и растерянно прислушивалась к своим ощущениям: казалось, что вместе с Вигмаром и из покойчика, и от нее самой ушло тепло, ушла сама жизнь. Теперь он и она стали единым целым, которое ни разлука, ни смерть не смогут разорвать – если одна половина исчезнет, то второй останется только умереть.
Рагна-Гейда больше не была девушкой из рода Стролингов, она была женой Вигмара сына Хроара, и теперь существовало только то, что касалось его. Она больше не жалела об Эггбранде – его поблекший образ стал ей чужим, и она неосознанно молилась, чтобы и боги забыли о нем, не вздумали ставить его смерть в вину Вигмару, если уж пришло время расплачиваться. Именно сегодня, сейчас, опять фьялли, опять битвы… Рагна-Гейда лежала неподвижно, как придавленная страшной угрозой; откуда-то из небытия возникла расплывчатая, страшная тень и невидимо грозила: вот сейчас, когда вы хотели быть счастливыми, мы заставим вас за все расплатиться! За нарушение долга перед родом, за убийство Модвида, за любовь к кровному врагу! Никуда вы не денетесь, за все приходится платить! За все! За ваше сегодняшнее счастье, большее, чем положено людям, доступное одному-двум из сотни!
А много ли человеку надо, чтобы перестать быть живым? Да, он упрям в своем стремлении сохранить жизнь во что бы то ни стало, так изумительно упрям, что даже боги удивляются силам, которые пробуждает в их созданиях это желание. Но Рагне-Гейде вспомнилось, как горло Модвида встретилось с острием Поющего Жала – и все, только кровь на полу. «Ты же знаешь, я бессмертный!» Нет, она не верила в его бессмертие. Вигмар такой же человек, как и все, и смерть, жадная до всего живого и горячего, точно так же сторожит его малейшую неосторожность…
Отбросив одеяло, Рагна-Гейда придвинула к себе ворох своей одежды. То же самое свадебное платье, те же золотые застежки. Если что – для костра и переодевать не надо. Путаясь в собственных кудряшках, она кое-как, неумело заколола их на затылке и повязала белым женским покрывалом. Вообще-то голову новобрачной этим утром должны покрыть старшие женщины, но теперь уж не до обрядов.
Обряды гибнут, да и пусть их. Главное, чтобы выжило то, что они призваны хранить,– любовь к жизни и связь поколений.
По узким лесным тропам, по каменистым, скользким от изморози горным склонам не могло пройти большое войско, и фьяллям поневоле пришлось разделиться. Пять больших отрядов двигались по отдельности, но старались не расходиться далеко. То и дело над застывшим, продрогшим лесом взлетал густой рев боевого рога – воины перекликались, подбадривая друг друга.
Отряд Эрнольва шел первым. Сейчас все стало иначе, не так, как в первую поездку вокруг озера. Огненный меч Регинлейв невидимо для всех разрубил чары квиттингских духов, опутавшие берега, ехать было легко, тропинки, как колосья из развязанного снопа, бежали в разные стороны: вдоль воды, вверх по склонам гор, в долины. Оглядываясь, Эрнольв не узнавал местности: вроде бы он проезжал уже здесь, но в тот раз все выглядело по-другому.
Рунный полумесяц на груди был горячим, как маленькое солнышко, грел, дарил неисчерпаемую, будто летнее море, бодрость. Эрнольв чувствовал себя каким-то обновленным, как поток весенней воды, сбросившей лед и впитывающей первые слепящие лучи солнца. Он чувствовал в себе силу руками выворотить из земли любое дерево, но мысли его, вопреки всему, стремились не к битвам. Всю эту ночь ему грезилась не Регинлейв, а Свангерда. Казалось, любимая рядом, стоит за плечом. Только обернись – и встретишь ее любящий взгляд, ее ласковую улыбку. Эрнольв не понимал сам себя – сейчас, накануне кровавых сражений, ему мерещилось счастье любви, которого он еще не испытал. Никогда наяву Свангерда не смотрела на него так, никогда еще у него не было так тепло на сердце. Такое впору переживать перед свадьбой! Но вокруг – блеск оружия, боевые песни, которые хирдманы Арнвида пели всю ночь, восторженные выкрики Ингирид, перед которой снова открывалась дорога к вожделенному золоту Медного Леса.
И сейчас жена была где-то поблизости. Она не захотела ехать с мужем, да Эрнольв и не настаивал – сейчас ему еще меньше обычного хотелось видеть эту женщину рядом. Именно она, как камень в ручье, преграждала путь к этому, чудом приснившемуся счастью, и вспоминать о ней не хотелось, чтобы не рушить хотя бы призрачное блаженство мечты. Именно из-за Ингирид этим снам не суждено сбыться. Она сделала Эрнольва несчастным, но и сама счастья не обрела. Иначе на кой тролль ей сдалось бы это проклятое золото? Кто не умеет находить сокровища в человеческой душе, своей или чужой, тому только и остается, что отягощать грудь цепями, а руки – перстнями.
– Осторожнее, тут камни!– крикнул кто-то из едущих впереди.
Очнувшись от размышлений, Эрнольв заметил, что отряд переезжает вброд неширокий, глубиной по колено лошадям, но быстрый горный ручей. Из воды торчали острые бурые камни, пестрая галька густо усыпала его берега.
– Смотрите! Человек!– закричали разом несколько воинов.
Эрнольва эти крики застали как раз на середине ручья; внимательно следя, не оступится ли конь, он выехал на берег и только потом поднял голову. И вместе со всеми увидел тощую, юркую человеческую фигурку шагов на пятьдесят выше по ручью. Человечек был одет в рыжевато-бурые штаны и облезлую меховую накидку; издалека не удавалось даже разглядеть, старик это или подросток. Он возился возле самой воды, вроде бы выискивая что-то среди камней. То и дело он хватал что-то с земли и совал в небольшой, но тяжелый кожаный мешок, который волочил за собой по земле, перебираясь с места на место.
– Чего это он делает?– удивленно пробормотал кто-то из фьяллей.
Движение отряда остановилось, все не сводили глаз со странного старичка, по-мальчишески щуплого и проворного. Да, кажется, это именно старичок: тощенькая фигурка казалась скорее жилистой, чем гибкой.
– Рыбу, что ли, ловит?– предположил один из хирдманов, сам в это не веря.– Или ракушек каких-нибудь…
