Павел Виноградов - Хозяин Древа сего
— Мы с ним стали слишком близки, думаю.
Опять заговорила горячо, наверное, вновь ощутив надежду, что ей удастся убедить его в своей искренности.
— Теперь я понимаю, что он с самого начала готовил этот мерзкий триумвират. Он почти слил меня с собой, и надеялся, что ты так же сильно будешь связан со мной, а через меня — с ним. Пойми, он все время вел нас, вместе и по отдельности, дергал за свои ниточки. До тех самых пор, пока ты не напал на него у Башни. Он не ожидал этого. Я сама не понимаю, как ты смог ему противостоять. Разве что, Тот, Кому ты служишь, сильнее его.
— Конечно, сильнее. Но Дый сделал так, что я перестал быть слугой Бога.
— Тогда ничего не понимаю, и понимать не хочу. Орион, я люблю тебя, вернись, мы уйдем от Дыя, у нас будет еще ребенок…
— …Который будет приколот к Ясеню во имя разрушения Древа… Луна, ты понимаешь, что сейчас работаешь на него, вольно или невольно?
— Ты думаешь, это он послал меня к тебе? — она задрожала от ярости. — Тогда ты глупец. Он больше не собирается играть с тобой, убьет, как только настигнет. А я рожу сына от него!
— Интересно, почему же до сих пор не родила?
— Он хотел. Я не позволила — Продленные женщины зачинают тогда, когда хотят сами.
— А теперь позволишь?
— Если не вернешься ко мне — да!
Она выкрикнула это ему в лицо, злобно, с такой силой, что он чуть не отшатнулся.
— Вот теперь я вижу подлинную леди Ди — предводительницу Дикой охоты… —
процедил он.
Луна изумленно поглядела на него так, будто он проткнул ее кинжалом в разгар любви, и она никак не может поверить, что он сделал это, и понять, зачем. Тут же лицо ее вновь исказилось яростью, сразу сменившейся детской обидой. Потом стало проступать еще какое-то выражение — как на серии рисунков в учебнике психологии. Варнаве стало неприятно следить за этой стремительной сменой масок, похожей на слишком быструю игру калейдоскопа.
— Хватит, Ди, — устало бросил он.
Ее лицо послушно и жутко изменилось — опустело, словно словами своими он стер с него все следы эмоций. Стояла, как отключенный механизм. Ледяная глыба ужаса прикоснулась к его душе.
— Луна! — позвал он.
— Что? — ответила она.
Голос был совершенно ровен и тускл.
— Что с тобой?
— Со мной все хорошо, — то же отсутствие чувств.
Варнава сканировал ее мозг, и боль возросла в нем: личность была буквально вытоптана, будто кто-то («кто-то!..») хотел удалить ее и создать новую, но потом передумал и оставил, как есть. Луна существовала как личность, и даже сознавала все, что с ней происходит, но определенные слова, вернее, тон голоса, включали механизм подчинения, противиться которому она не могла. Короче, Дый сделал из дочери идеальную рабыню. И исправить это было невозможно, по крайней мере, очень трудно и долго.
— Ди! Свободна! — велел он.
Она вздрогнула, лицо ожило. Посмотрела ему в глаза, тихо опустилась на землю и заплакала. Именно заплакала, а не зарыдала в припадке симулированного горя. Плакала тихо и как-то покорно, а он с ужасом смотрел на нее. Наконец, спросил:
— Почему ты подчиняешься мне?
— Я надеялась, что так получится, — объяснила она. Ее слезы текли естественно и вольготно. — Из-за той же связи. Триада взаимодействует, сейчас я вышла из-под его контроля и должна подпасть под твой.
— Это он тебя послал.
Варнава не спрашивал, а утверждал.
— Конечно. Он все еще хочет нашего сына. Уверен, что ты ко мне вернешься.
— Как он это сделал?
За последнее время Варнава уже устал калечить душу, но роковой путь все время колотил его о страшные открытия, словно прибой, злобно бьющий о пирс дохлую рыбину.
— После родов, — отвечала она. — Я была совсем беспомощна, он мог сделать со мной все, что хотел. Иначе я бы не отдала ему…не отдала…Яня! — почти выкрикнула она, слезы заструились сильней.
Варнава не сомневался, что теперь это была не игра марионетки.
— Потом он сказал, что ты узнал про…ну, что я твоя сестра.
— Мне он сказал, что ты до сих пор не знаешь…
— Да перестань ты верить хоть единому его слову! — закричала было она, но тут же потухла. — Сказал мне это сразу, как поймал, мол, всегда хотел меня для себя, но не решался по каким-то там соображениям, а потом решил, что ему будет легче, если отдаст меня моему же брату… А потом, мол, понял, что бесполезно, все равно хочет… В общем, версию закрутить мастер великий. А когда я родила, уже была полностью в его власти, только поняла не сразу.
— И поверила, что я убил нашего сына из-за того, что не приемлю инцеста?
— Ты всегда был таким моралистом, братец, — удивительно, но в голосе ее прорезалось нечто вроде горькой иронии. — Да, поверила, и мне стало все равно. Я тебя ненавидела, конечно, но не настолько, чтобы искать и убить — было достаточно убивать Тени в Ветвях. Думаю, так он создает валькирий — подчиняет и вкладывает в них собственную жажду убийства. Впрочем, раз я до тебя-таки добралась…
— Это когда еще? — Варнава почти машинально сжался перед новым сюрпризом.
— В твоей Ветви. Помнишь комиссара Финкельштейна?
— 21-й год? Он застрелил меня, выпустил всю обойму из маузера, когда я был на амвоне. Так это что же?..
— Да, это я была. А ты и не понял… Ослабел ты в своем монастыре, муж мой, — она призрачно улыбнулась. — Я тогда-таки решила убить тебя, и ненадолго удрала от папаши.
— В той Ветви меня убить непросто, — заметил он.
— Знаю, потому хотела перетащить тебя куда-нибудь, пока ты с пулями в теле, и прикончить. Но тут мужики с обрезами спасать тебя прибежали — Тамбовщина… И папаша проснулся — я почувствовала. Пришлось уходить.
— Долго я тогда в себя приходил, — задумчиво проговорил Варнава. — И за границу пришлось уехать. Потом очень постарался, чтобы не канонизировали…
— Иметь жену-диву — иметь большие проблемы. Ты так этого и не понял?
Она глядела на него снизу вверх заплаканными глазами, но на губах светилась тень улыбки. Нежность вновь охватила его, но снова и снова не давал он ей дороги.
— Так ты подслушала наш разговор и поняла, что я не убивал Яня. И узнала, что он задумал, — продолжил он расспросы. — А дальше?
— Сперва хотела убить его. Но когда его принесли после вашей схватки, он сразу велел мне ухаживать за собой, а ослушаться я не могла. Потом велел идти сюда и пытаться восстановить наши отношения. А тут ты сам стал прорваться в Шамбалу. В общем, я ступила на твой тракт и пришла.
— Он нас видит сейчас?
— Не думаю. Он слишком слаб сейчас, чтобы создать окно, да еще так, чтобы твой друг не заметил.
— И, если я правильно понял, — медленно произнес Варнава, — прикажи я тебе его убить, когда вернешься, ты это сделаешь?
