Анатолий Нейтак - Попытка говорить 1. Человек дороги (СИ)
— Не передёргивайте, Гуллес! Именно вы испугались обвинений, а не клан и не какие-то там абстрактные жители. И вы чуть не убили свидетеля — у нас на глазах!
"Гуллесу? Ага, почтительное обращение из речи Горняка уже исчезло… так его!"
— Это не свидетель, это бездомный! Ненормальное, изувеченное существо!
— Тогда почему бы вам не обелить себя простейшим способом?
— Мне не требуется себя обелять, потому что все ваши инсинуации…
Стиснуть зубы. Лада, шепнул я, не дай мне упасть. И шагнул вперёд.
— Слушай, ты, убийца! Если у тебя сохранились остатки чести, прими кару достойно.
— Я не желаю выслушивать эти бредни!
— А придётся. Сафри Рин, вы… — обеспокоился Горняк.
Я отмахнулся.
— Бывало и хуже.
"Да, бывало. Но всего один раз, совсем недавно — в процессе общения с тварями Мрака, подчинёнными Бурильщику Ненхиштарзу…"
— Я пришёл сюда ради Айса, и пока я его не увижу, не успокоюсь.
— Раз ты настолько настойчив, бездомный, я снизойду к твоему безумию, — прищурился Гуллес. Видимо, успел оценить моё состояние как мага и вынести вердикт о недееспособности. Ну-ну. — Хочешь увидеть Айса? Иди за мной! Все идите!
Идти пришлось недалеко. Всего через две комнаты и один поворот коридора обнаружилось помещение с одним окном, наклонным, как и стена, в которой оно было прорублено. Площадь его оставляла желать лучшего: кроме Горняка, Гуллеса, меня с Ладой и Айса в нём вряд ли поместился бы кто-то ещё. Вот только Айс…
Я узнал его сразу. И одновременно не узнал. Потому что мой друг, одетый в какой-то глупый светло-зелёный балахон, не обращая на нас ни малейшего внимания, пялился в окно. Более того: Побратим, рунный клинок, с которым Айс практически никогда не расставался, ныне, забытый своим хозяином, лежал на кровати, словно обычная железка.
— Что вы с ним сделали, поганцы?!
Это зрелище обозлило меня настолько, что я даже сумел, презрев жевательные движения челюстей БОЛИ, встать прямо без помощи Лады.
— Как видишь, — удовлетворённо заметил Гуллес, — тебя встречают отнюдь не криками радости, бездомный.
— Я спрашиваю и жду ответа! Что. Вы. С ним. Сделали?!
— Айс, — маг Ледяной Ветви положил руку на плечо моего друга собственническим жестом, от которого меня затошнило. — Прервись ненадолго и ответь… этому.
Но ответ мне уже не требовался.
Отразить в себе мир и слиться с ним. Таково испытание друида, претендующего на третью степень овладения ламуо. Некогда мне потребовалось несколько дней уединённых медитаций на огромном расстоянии от других разумных существ, чтобы очистить свой дух в должной мере. Но с тех пор я сильно изменился. Приобрёл опыт, отточил навыки. Почти (или даже без "почти") достиг четвёртой степени в овладении наукой друидов. Ещё я долгое время был вынужден не пользоваться магией, что положительно сказалось на моих талантах как друида. А длительную медитацию в уединении мне отчасти заменила подготовка к сеансу понимания, которое я хотел извлечь из разума Гуллеса в поисках улик.
Наверно, я сорвался. Такой вот резкий отказ от собственных планов не назовёшь разумным. Но стылая безучастность в неподвижных глазах моего друга что-то во мне сломала. И я начисто забыл про Гуллеса, про патрульных, про Ладу. Даже БОЛЬ отодвинулась куда-то на второй план. А сам я словно в море с обрыва прыгнул.
Перенаправить рост почти оформившейся ветви. Углубить связь физическим контактом (где-то божественно далеко моя рука подплыла ко лбу Айса, касаясь его самыми кончиками пальцев) — и сломать последний оставшийся барьер со своей стороны. Да. Это как прыгать с обрыва в бутылочную зелень моря. Пустота… тишина…
…всё ещё пустота…
Есть контакт!
…огромный пульсирующий шар. Пульсации его неоднородны, да и шаром его назвать можно лишь по сугубой бедности языка. Множество слоёв — разрежённых и сконденсированных, светлых и тёмных, глухих и звонких — вместе составляет его странную "плоть". Это целый мир, прекрасный и удивительный… хотя не вполне соразмерный. Чего-то ему не хватает… чего же?
Медленно-стремительно-плавно, как шаттл вокруг планеты, стрела облетает шар сбоку. У стрелы есть глаз там, где у обычных стрел бывает остриё: глаз зоркий, отточенный, как бритва. И сейчас вовсе не кажется противоречивым такое сочетание качеств; напротив, оно — единственно верное средство достижения цели.
Зелёное пятно на боку шара. Как гниль, как плесень.
(туда!)
…Медленно-стремительно-плавно падает зрячая стрела. Множественные слои пульсируют, смыкаются теснее… слишком, слишком медленно. И бессмысленно к тому же: задержать стрелу искусственным барьерам удаётся не более, чем облакам или туману остановить полёт стрижа.
Пронзая ветвистые структуры, мимо прозрачных вен, мимо розовых, белых, синевато-снежных, апельсиновых, ячеистых пластов и "скал", величественных, как круговорот циклонов, стрела мчится к своей цели. Мчится, меняясь на лету. Эти изменения контролирует логика окружающих пространств: вот уже вместо стрелы летит вытянувший шею в струну лебедь. Вот на месте лебедя крылатая ракета, уступающая место сияющему, как солнце, диску из металла с лиловым оттенком. Когда вокруг вьются слои-течения, диск становится рыбой наподобие тунца, но ненадолго: в лесу математически изящных хвощей рыбу сменяет абстракция, похожая на веретено: визуальная тень-оболочка поискового бота.
Полёт замедляется. Кажется, на продвижение ушли тысячелетия. Но у всякого движения должен быть конец. Здесь/сейчас зримым воплощением такого конца становится грандиозная, от бездны до бездны, стена из чёрного хрусталя. Очевидно искусственная и неуместная, она грубо и зримо разрушает гармонию мира. Её не должно здесь быть!
Но стена есть. А света, энергии, силы — нет. Это глубоко неправильно.
(Цель близка. Распаковка/регенерация)
Вонзаясь в хрустальную стену, веретено прорастает щупальцами ассоциаций — таких же не случайных, как и всё остальное. Преграда выдерживает один такт ветвления, другой, третий, но всё слишком твёрдое — непрочно; по достижении предела стена рушится с миллионоголосым звоном. Но почти в то же мгновение осколки останавливаются в своём падении, зависая. Словно весь сегмент событий вмёрз в нулевое время…
(сохранить вещественные доказательства)
…и веретено роняет во тьму за хрустальной стеной крохотный огонёк.
(катализ)
Огонёк растёт. Плавно, но неудержимо. Вот уже он похож на искорку. Вот на пламя спички. На костёр. На пожар. На яростное сияющее сердце. На солнечную вспышку с энергией миллионов атомных бомб. На целое солнце, наконец. И солнце это прорастает своими протуберанцами в начавшие ссыхаться без его жгучих ласк каналы. Оживляет пространство, дополняет его до целого.
