Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц
— Отец Марк рассказал Анне о семье Грюку! — Марико ткнула в грудь Юкки грязным пальцем с обломанным ногтем.
— Это неудивительно, Анна — моя невеста. — Сиро нежно обнял Юкки, оттесняя ее от матери.
— Но она… она… — Марико не находила слов.
— Идите в западное крыло, мама. Здесь достаточно народа, кроме того, скоро зайдет солнце, а в темноте они не рискнут пойти на повторный штурм. Наши стены выдержат еще несколько дней, не стоит беспокоиться. — Его голос был мягким и обволакивающим, а рука, обнимающая ее стан, теплой и надежной. Подчиняясь волшебной музыке слов Амакуса Сиро, Марико вернула на место меч и спокойно пошла на новый пост.
— Тебе следует держаться как можно дальше от моей матери, Анна. — Сиро подал ей руку, они спустились со стены, минуя людей, передававших наверх камни, каждый из которых норовил заглянуть своему командиру в глаза, коснуться его одежды. Самые смелые оставляли камни, пытаясь заговорить с ним. Хотя бы поздороваться, получить в ответ чуть заметный кивок.
— Там, внизу, Минору Грюку, — на всякий случай сообщила Анна, меж тем глухие удары действительно прекратились.
— Я бы не хотел, чтобы пострадал мой дядя. Но он сам выбрал свою судьбу. — Сиро грустно улыбнулся. — Я рассказывал тебе, как в самом начале войны попал к нему в плен и как он отпустил меня, выяснив, что я его племянник. Мне жаль, что мы в разных лагерях, но…
— Он бы мог спасти тебя, Минору, он знаешь какой хороший? Он, как его отец Арекусу, — затараторила Юкки, запоздало обрывая себя на полслове. Слава Будде, из-за грохота Сиро не успел разобрать ничего из сказанного.
Вместе они вошли в полуразрушенный замок, в длинных коридорах которого лежали раненые, и, протиснувшись к лестнице, пошли наверх. Стоящие на посту при входе на второй этаж самураи повскакивали при виде командира и тотчас снова сели на корточки, когда тот со своей невестой скрылись из вида.
— Отец Марк говорит, что жизнь каждого человека священна, и мы не можем отнимать ее даже у тяжелораненых, но если бы он объяснил, чем их лечить, когда в замке закончились почти что все медикаменты. Мы кормим их, урезая пайки здоровых воинов, и здоровые из-за недоедания делаются слабыми. Почему нельзя обезглавить людей, избавив их от дальнейших мучений? Хотя бы тех, кого спасти невозможно? Кому нужно это милосердие?
Они прошли по длинной анфиладе комнат, седзи в которых были частично разрушены, и, оказавшись возле двери, напротив которой была расположена ниша с полочкой счастливых богов, Амакуса сам открыл перед Юкки дверь. Просторный зал был почти полностью лишен обычных для жилых помещений татами. Вероятно, Сиро отдал их лежащим в коридорах раненым, посреди зала стояла искореженная, должно быть, при падении пушечка. Возможно, ее пытались починить, но поскольку она не участвовала в бою, было понятно, что убийственная штуковина не в рабочем состоянии. Под ногами хрустело мелкое крошево. Впрочем, тут было более-менее тихо и спокойно.
— Позволь, я осмотрю твое плечо? — Сиро усадил Юкки на подушку, предварительно стряхнув с нее мусор.
— Все уже прошло, — затрепетала под ласковыми прикосновениями Юкки.
— Сейчас действительно пройдет. — Он достал из-за пояса какую-то зеленую пахучую мазь и, обнажив плечо Юкки, начал нежно втирать ее в кожу.
— У тебя нет зеркала? — В этот момент Юкки больше всего на свете хотела увидеть, какая она — невеста главного мятежника в стране. Красивая или нет? Невесты и жены не обязательно должны быть красивыми, достаточно, чтобы были родовитыми или просто богатыми. А он, Сиро, все-таки здесь вроде полевого командира или как его — главный христианин? Как в свое время был Кияма, глава даймё христиан. Интересно, есть ли у бунтовщиков даймё, или тут все крестьяне и ронины?
— Зеркало? — Сиро сдвинул брови. — А точно, есть зеркало, пойдем скорее. — Они поднялись. На этот раз Юкки вообще не ощутила больное плечо, только легкое покалывание там, где касались ее кожи пальцы Сиро. Вместе они зашли за крохотную ширму и склонились перед чашей для умывания.
Будда! Как же она была хороша! Лучше, чем в былые времена, лучше, чем ее мама, названная первой красавицей Японии, лучше самой красивой статуи Канон. Несмотря на сбившуюся прическу, грязные лицо и одежду, она была подлинной красавицей — тонкокостной, с большими, выразительными глазами, тонкими бровями и длинной грациозной шеей. Ее кисти и стопы были миниатюрными, а тело? А волосы? Повинуясь охватившему ее порыву, Юкки извлекла из прически шпильки, и черная лавина волос обрушилась на ее плечи. Она тряхнула головой и, быстро поднявшись, распустила пояс кимоно, который упал к ее ногам шелковой змеей. Юкки перешагнула через него, позволяя одежде стечь на пол.
— Ты прекрасна, Анна. — Сиро нежно обнял ее, и Юкки больше не нужно было зеркала, ее красота сполна отражалась во влюбленных глазах юноши. — Как же ты прекрасна! — Он прижался к ней, одной рукой обнимая за талию и другой снимая с себя одежду.
«Что я делаю, ведь он Сиро — сын Марико и мой племянник», — запоздало подумалось Юкки, но она уже не могла остановиться, празднуя счастливо обретенное тело. Впрочем, Минору, ее возлюбленный Минору совсем рядом, день, два, неделя, пусть месяц, и он ворвется в замок со своими самураями и увидит ее. Юкки не желала думать о том, успеет ли она объяснить Минору, кто она на самом деле, пожелает ли он во второй раз принять ее. Все отошло в прошлое, и даже сама мысль о муже показалась такой далекой, словно находилась за семистворчатым занавесом, далеко-далеко, в глубоком густом тумане. Видны лишь очертания, она еще помнит имя, запах, в памяти еще свежи его прикосновения, но его ли, мальчика Сиро…
— Я обдумал твою просьбу, — изрек Сиро, когда их объятия разорвались и вместе они по очереди поили друг друга набранной в ладоши водой из чаши для умывания.
— Какую просьбу? — Юкки только что достигла облаков и дождя, и теперь, когда по телу разлилась приятная истома, ей совсем не хотелось возвращения на землю.
— Когда сюда ворвутся воины сегуната, я лично обезглавлю тебя, чтобы тебе не пришлось принимать мучительной смерти как моей жене. Это будет не по-христиански, но я просто не перенесу мысли, что тебе могут сделать больно. Тем более теперь. — Он нежно погладил ее живот. — Как жаль, что нашему ребенку не суждено родиться…
«Я беременна?» — Юкки испуганно вытаращилась на своего любовника.
— Ну ты же видишь наши стены, они вот-вот рухнут. Кроме того, в замке почти закончилось продовольствие. Я даже воду держу у себя за ширмой, чтобы была под рукой. Ты же знаешь, какой я водохлеб. — Он улыбнулся. — Не бойся, ты не совершишь самоубийства, и на тебе не будет греха. Я возьму все на себя. У меня хватит силы, а если не хватит, попрошу Койске-сан, он столько голов уже снес, не откажет мне в последней просьбе. Только не подходи к моей матери и не лазай на стену. Скажи, мой приказ. И спокойно жди меня здесь. Не так много нам осталось с тобой.
