Энгус Уэллс - Повелители Небес
— Это меня не заботит, щепетильность святош мне не свойственна.
— Дело не в этом, — возразила она и посмотрела мне прямо в глаза. — Мэрк Истинный.
Я не смог спрятать своего удивления. Пеле увидела это и помрачнела, не от смущения, а от обиды, как я полагаю. Я сделал большой глоток эля. Алин напряженно всматривалась в меня.
— Из-за этого вас не одобряют?
Пеле кивнула:
— Поэтому мы редко бываем в Торнбаре. Боимся наказания, оттого и живем здесь уединенно.
Никогда я не слышал, чтобы Истинный и Измененная вели супружескую жизнь. Правда, в Дюрбрехте существовали экзотические заведения, где девушки из племени Измененных предлагали свои услуги всем желающим, и я слышал истории о женщинах, которые вступали в связи с Измененными. Но это никогда не делалось в открытую. Церковью это осуждалось, и о подобных браках никто никогда не слышал. Я вспомнил то оскорбление, которое бросил мне Барус. Пара вроде Мэрка и Пеле немедленно подверглась бы изгнанию. Я не мог сдержаться и не бросить взгляд на Алин.
Пеле перехватила мой взгляд и покачала головой.
— Я уже была раньше замужем, — сказала она тихо, — и овдовела. Мои дети Измененные, как и я. Мэрк купил нас позднее.
Брови у меня, должно быть, поднялись, когда она это сказала. И естественно, меня сразу же посетила мысль о том, что Мэрк просто купил себе женщину. Я полагал, что по моему лицу этого не заметно, но Пеле оказалась сообразительной, как и полагается кошке. Она достала у себя из-под рубашки диск, который висел на ее стройной шее на кожаном шнурке. Женщина молча протянула его мне, это оказалась обычная официальная вольная, заверенная специальными знаками. Я встречал подобные диски в руках нищих.
Пеле сказала:
— Он был плотником. Ему пришлось во всем себе отказывать, чтобы скопить достаточную сумму и выкупить меня. Затем он дал мне свободу. Его семья отреклась от него за это.
В голосе Пеле зазвучал вызов, а я сказал:
— Он, должно быть, неплохой человек.
— Это так, и главное — он любит меня. Можете ли вы, Сказитель Давиот, понять это? Знаете ли вы, что такое любовь?
Я ответил:
— Да, я знаю. В Дюрбрехте…
Непрошеный вздох вырвался у меня. Рассказ Пеле неожиданно воскресил в моей памяти воспоминания, которые, как я полагал, мне удавалось держать в узде. Ведь мы с Рвиан тоже могли бы найти какое-нибудь уединенное место, маленькую деревушку.
— Она была колдуньей. Ее отправили к Стражам, а меня сюда.
Пеле кивнула, давая понять, что разделяет мои чувства. Думаю, что так оно и было, потому что женщина сказала:
— Может быть, вы еще встретите ее?
— Думаю — нет.
Наверное, Пеле ждала от меня осуждения, может быть неодобрения, но я испытывал нечто совсем другое. За последнее время мне нередко приходилось встречаться с весьма странными вещами, и осудить их союз — означало для меня предательство моей собственной веры в то, что между моими и ее соплеменниками нет особой разницы. И все же она явно ждала какого-то ответа. Не знаю, почему я сказал то, что сказал, слова словно сами по себе вылетели у меня изо рта:
— У меня был друг в Дюрбрехте. «Собака» по имени Урт.
— Друг?
В ее тоне я не услышал удивления. Пеле посмотрела на меня, слегка склонив голову в сторону. То, что я был Истинным, а она Измененной, не значило ничего и в то же время все. Не могу сказать, чтобы она осуждала меня, но у меня вдруг возникло непреодолимое желание все объяснить, и я рассказал ей о нашей с Уртом дружбе.
Когда я закончил, она кивнула и вернулась к своему тесту. Прошло некоторое время, прежде чем она заключила:
— Он был настоящим другом.
— Да, наверное, лучшим в моей жизни. Он ради меня очень на многое пошел.
— И в награду был сослан.
Она посмотрела на меня загадочным взглядом. Она судила меня так, точно я был повинен в судьбе Урта. И я ответил ей:
— Это была не моя воля. Я спорил.
Снова она кивнула с улыбкой:
— Думаю, что в тебе Урт обрел хорошего друга, Давиот.
— Моя дружба, похоже, некоторым дорого обходится.
— То же самое можно вполне сказать и про нас с Мэрком. — Пеле повела плечом, и в этом движении было что-то по-кошачьи ленивое. — Мир не желает видеть нас вместе: я должна быть только служанкой своего господина.
— Или добычей дракона, — пошутил я.
— Это было очень-очень давно, — усмехнулась она. — Так давно, что никто, кроме вас, Сказителей, и не помнит.
— И все же Ур-Дарбек служит разделом между этой страной и землей драконов.
— Ур-Дарбек, я полагаю, мало чем теперь отличается от Покинутой Страны.
Я возразил:
— Если не считать того, что дикие Измененные обитают там на свободе.
Я сказал это намеренно, надеясь выудить что-то в заводи ее знаний. Ведь передо мной сидел не колдун, а женщина-Измененная, казавшаяся мне совершенно открытой и искренней.
Ответом мне стал смешок, неопределенное пожатие плечами.
— Печально, но я об этом ничего не знаю.
— Возможно, что ты с Мэрком, — сказал я, — и остальные могли бы найти в тамошних краях лучшую жизнь?
— Понятия не имею, — сказала она в ответ и добавила: — А откуда мы можем знать, что там все по-другому? Если Ур-Дарбек и стал в действительности царством Измененных, отчего вдруг взаимоотношения между нами должны оказаться другими? Разве что наоборот? Мне бы не хотелось, чтобы Мэрк встречал поношения со стороны моих соплеменников.
Это заявление оказалось для меня горьковатой пилюлей. Мне как-то и в ум не шло, что Измененные могут погрязнуть в тех же самых предрассудках, что и мои соплеменники. Я себе все представлял несколько иначе: раз уж Измененные могли создать свое собственное общество, то эта страна непременно будет свободной, лишенной расовой нетерпимости. Тут, пожалуй, Пеле выказала больше дальновидности, чем я. И в самом деле, почему? Почему в Ур-Дарбеке все должно быть по-другому? Ведь с другой-то стороны, у диких Измененных куда больше причин недолюбливать нас, людей, за то, что мы использовали их как слуг, как добычу для драконов. Как рабов, потому что Измененные в Дарбеке лишены самых элементарных прав. Неприязнь к Истинным могла просто угнездиться в подсознании. Ответа у меня не было.
— Нет, — вздохнула Пеле, так как я продолжал молчать, — думаю все-таки, что нам лучше здесь. Нас тут не трогают, и мы довольны этим. Кроме того, Ур-Дарбек далеко.
— Это точно, — ответил я, и мы оба засмеялись.
Тут вернулся Тир. Он принес мои седельные сумки и посох, положил их к моим ногам и посмотрел на меня с особенным, свойственным только детям, достоинством.
