Кристоф Хардебуш - Ритуал тьмы
У книжных полок, прислонившись к стене, стоял какой-то молодой человек. Мокрые от пота волосы падали ему на лицо, на щеках виднелась щетина, глаза горячечно блестели, но все же Никколо понял, что этот юноша с тонкими точеными чертами лица и темными глазами очень красив. Он был одет в халат, болтавшийся на его худощавой фигуре, ноги были голыми.
Войдя в комнату, Северн бросился к юноше и подхватил его под руку.
— Джон! Тебе нельзя вставать самому!
— Если я буду все время валяться в этой кровати, это убьет меня быстрее любой болезни, — мрачно возразил юноша, но было видно, что он благодарен Северну за помощь.
Очевидно, сам он был неспособен держаться на ногах.
— Меня зовут Джон Китс[58], — юноша посмотрел на Вивиани так, будто его слова все объясняли. — Вы ищете мистера Шелли?
— Да, — итальянец откашлялся. — Я Никколо Вивиани, — почему-то ему не хотелось упоминать свой титул. — Мне сказали, что тут живет один английский поэт, и я надеялся…
Никколо не договорил. При помощи Северна Ките медленно опустился на стул и устало отер лицо рукой. Северн явно был обеспокоен, но молчал.
— Я уже довольно давно не видел Шелли, хотя мой приезд в Италию был его идеей. Воздух, понимаете? Говорят, тут мне должно стать лучше.
Вивиани заметил, какая бледно-восковая у Китса кожа, как взмок его лоб, какая мука отражалась на его лице, как тяжело он дышал.
— Чахотка, — объяснил Китс.
— Мне очень жаль, — искренне сказал Никколо.
С таким диагнозом Китсу наверняка вскоре придется повстречаться с Создателем.
— Но, по крайней мере, январский воздух в Риме намного приятнее, чем в Англии. А зачем вы ищете Шелли?
— Мы с Перси… старые друзья, можно сказать.
— Странно, что он никогда не говорил о вас, — пробормотал Китс. Его глаза, казалось, замечали каждую мелочь.
— Джозеф, — он повернулся к Северну. — Ты не мог бы сходить на рынок? Перед приемом лекарств мне нужно поесть, и знаешь, так захотелось свежих помидоров.
— Конечно, Джон, — Северн улыбнулся. — Куплю еще хлеба и ветчины. Аппетит — это хорошо, даже очень хорошо, — весело заметил он и сбежал вниз по лестнице.
— Джозеф ни о чем не знает, — прямо заявил Китс. — Но если я не ошибаюсь, то вам-то как раз обо всем известно, мистер Вивиани, — он запнулся, словно подбирая слова. — Можно сказать, что мы оба… одной крови?
Мысли закружились в голове Никколо. Правильно ли он понял, на что намекает Китс? Неужели этот смертельно больной человек страдал от того же… Conditio, что и он сам?
— Это возможно, — осторожно согласился он.
Китс улыбнулся, на мгновение прикрыл веки и… на глазах у Никколо свершилось чудо. Тело англичанина съежилось, голова вытянулась, Китс упал со стула на четвереньки. Его спина начала покрываться волосами, во рту блеснули клыки, мохнатые уши задрожали, и там, где только что был человек, поднялся волк с роскошной белой шерстью. Волк внимательно посмотрел на Никколо темными глазами, немного наклонив голову.
У Вивиани перехватило дух. Он сделал осторожный шаг навстречу волку.
— Действительно, — выговорил он. — Это правда. Вы такой же, как Байрон и Шелли.
Волк махнул хвостом и заскулил. Превращение длилось лишь пару мгновений, и Китс, поднявшись, вновь завернулся в свой халат и обессиленно опустился на стул.
— Да, это правда. Я могу превращаться в волка, но это стоит мне стольких усилий, что в последнее время я редко решаюсь на это.
— У меня столько вопросов, — пробормотал Никколо. — Не знаю даже, с чего начать.
— К сожалению, у нас мало времени до возвращения Джозефа. Так что лучше спрашивайте поскорее.
— Это Шелли сделал вас оборотнем?
— Да, это дар Перси. Он надеялся, что так я смогу излечиться. Действительно, после его укуса мне стало лучше, но потом проявились новые симптомы болезни, намного хуже прежних.
— Так значит, мы можем болеть, как обычные люди? — удивился Вивиани.
— Не знаю, может быть, все дело в том, что я уже был болен, когда меня укусили.
— Ваше превращение показалось таким простым, — наконец Никколо решился задать вопрос, мучивший его больше всего. — Будто вы совершенно не прилагали к этому усилий. Как вам это удается? Вы можете предотвратить превращение в волка?
— Каждый из нас может вызвать превращение, если сосредоточится, — удивился Китс. — По крайней мере, я так раньше считал. А что, у вас не так?
— Нет. Несмотря на все мои усилия, мне пока не удавалось контролировать мое Conditio. Зато один раз я превратился, не желая этого.
Китс посмотрел на него с сочувствием.
— Наверное, для вас это очень трудно, — англичанин зашелся кашлем.
— Что с вами?
— Каждый день мое состояние ухудшается, — Китс грустно улыбнулся. — Я уже никогда не уеду из этого города.
Итальянец смущенно моргнул.
— Шелли тоже в Италии, как вам, вероятно, известно, и я скоро напишу ему, — сменил тему Китс, и Никколо увидел, что Северн вернулся.
Под мышкой Джозеф нес пакет, из которого выглядывали помидоры и хлеб.
— Сейчас приготовлю что-нибудь поесть, — объявил он. — А потом тебе нужно будет принять лекарство.
— Я буду очень рад, если вы передадите от меня привет Шелли, — сказал Китсу Вивиани.
— С удовольствием. Я… — начал Китс, но очередной приступ кашля затряс его исхудавшее тело, словно кукловод начал дергать за нитки марионетку.
При виде его мучений у Никколо сердце сжалось в груди. Казалось, приступ длился вечность, но в конце концов Кип отер губы носовым платком, и Вивиани, увидев на белой тки ни кровь, печально опустил глаза.
— Тебе нужно лечь, — сказал Северн.
Китс был слишком слаб, чтобы с ним спорить. Он попытался встать, но у него подкосились ноги, и он упал бы, если бы Никколо не подхватил.
Вместе с Северном они провели больного по комнате и вышли в соседнюю. Тут стояла кровать с высоким изголовьем, куда они и уложили Китса. Потолок комнаты был покрыт лепниной, в камине горел огонь. С пьяцца ди Спанья доносился шум, на пол падали яркие лучи света. Все это так не вязалось с видом смертельно больного.
— Поспи, — пробормотал Северн, нежно убирая упавший Китсу на лоб локон.
Больной устало закрыл глаза, будто ему было трудно поддерживать веки.
— Я ухожу, — Никколо сжал его руку — Всего вам доброго, Китс еще раз открыл глаза.
— Да хранит вас Бог, Никколо Вивиани, — пробормотал он. Итальянец вышел из комнаты и замялся, не зная, ждать ли ему Северна или уходить, но тут друг Китса вышел к нему. В глазах Джозефа читалась печаль.
