Кирилл Манаков - Эдем 21
Когда сожгли пустынники деревеньку Тено, говорят, что сам старшина цеха вольнонаемных караульных ходил к Великому Магистру, просил дозволения наказать разбойников, наказать так, чтобы детям и внукам заказали бы такие дела делать. Да только махнул Великий Магистр рукой, спасибо, мол, за службу, да только дело это не по зубам вам. Дела творятся черные и страшные, тут цеху одному не выдюжить, весь Орден поднимать надо. И как сказал, так и сделал. А цеху наказал лучших караульных выделить себе в помощь.
Тонкий слух Балауса различил где-то вдалеке на западной стороне глухой шум. Караульный насторожился, снял со спины тяжелый щит, зажал в зубах длинный свисток, и положил руку на рукоять меча. Еще раз прислушался. Шум стал отчетливее, и ветеран, более не раздумывая, поступил так, как и записано в Уложениях — надул щеки и засвистел, что было мочи, и, оглядываясь по сторонам, заспешил к воротам фактории. За оградой по мощеным досками дорожкам загромыхали подкованные сапоги — ребята не дремали, и через минуту вдоль всего частокола фактории выглядывали прицельные планки взведенных арбалетов. Балаус, прикрываясь щитом, юркнул в приоткрытые ворота фактории, намертво затворившиеся за ним, и поднялся в караульную башню. Там десятник Сэмми Мур напряженно вглядывался в темноту.
— Что? — коротко спросил он.
Балаус четко отрапортовал, и десятник одобрительно кивнул головой — все знали, какой отменный у ветерана слух, а нынче лучше лишний раз поостеречься, чем сонным получить в живот арбалетный болт.
Шум приближался, теперь уже все слышали низкий гул и чувствовали мелкое подрагивание земли. Пальцы караульных замерли на спусковых крючках арбалетов.
Из-за поворота дороги появилось пятно света, быстро приближающееся к фактории. Балаус медленно вытащил меч из ножен, десятник зажал в зубах сигнальный свисток, готовясь дать сигнал открыть огонь.
К воротам подъезжал всадник с факелом в руке. Сэмми Мур облегченно выдохнул, а караульные опустили арбалеты, перед ними гарцевал молодой Мастер в черном камзоле и серебряной перевязи. Картинно взмахнул рукой, приветствуя обитателей фактории. Караульные ответили радостными криками, потрясая оружием.
Мастер, рисуясь, поднял коня на дыбы и поскакал дальше по дороге, высоко держа пылающий факел. А из-за поворота дороги уже показались колонны Рыцарей, следующих в полном боевом снаряжении.
— Слава Ордену! — завопил десятник, размахивая над головой мечом, ему вторил разноголосый хор караульных.
— Слава! Слава! — на проходящую вдоль частокола открытую галерею один за другим забирались заспанные торговцы, разбуженные криками и решившие дорого продать свою жизнь, но вместо смертельной схватки, попавшие на парад лучших воинов Вселенной.
Бесконечная колонна Рыцарей и Мастеров стальной змеей проползала рядом с факторией. Бронированные воины на могучих конях, никто в мире не сможет противостоять им. Какая сила и мощь, уверенность и грация. Слава Ордену!
Балаус очнулся, обнаружив себя перегнувшимся через частокол и сипящим сорванным голосом что-то нечленораздельное про славу Ордена. Ему стало неудобно, надо же, седовласый покрытый шрамами ветеран, а вопит, как девка при виде мыши. Оглянувшись на восторженно ревущих товарищей, он потихоньку отошел от частокола и вернулся на сторожевую башню, где застал десятника, тоже отошедшего от приступа восторга и теперь мрачно смотрящего на проходящее войско.
— А знаешь, о чем я думаю, старина Балаус?
Балаус пожал плечами. Да кто ж его знает? Однако, ежели сам Сэмми Мур о чем-то задумался, это уже чего-то стоит.
— Думаю я, старина Балаус, о том, какая же силища быть должна, коли на него такое войско идет.
Вот что точно умеет десятник, так это испортить настроение. Балаус отвернулся от сменивших конных воинов колонны арбалетчиков. А ведь прав чертов командир. Не такие олухи в этом Ордене, чтобы комаров лопатой гонять, а значит смотри в оба, караульный. В ближайшие дни жизнь не сулила ничего, кроме ненужных волнений. А для караульного ничего нет хуже, чем нарушение устоявшегося ритма событий. Появление обоза, в котором вышагивали вслед за повозками лучшие люди, посланные цехом вольнонаемных караульных, вызвало новую волну криков, а десятник почему-то еще больше помрачнел.
Балаус отступил вглубь галереи караульной башни, воровато оглянулся по сторонам, и, убедившись, что на него никто не смотрит, достал из-под плаща плоскую жестяную флягу и изрядно приложился к ней. Крякнул, сморщился, сделал еще один глоток и, еще раз оглянувшись, спрятал жестянку. Такие вот дела, да поможет нам Святая Дева. Не отличавшийся набожностью ветеран осенил себя крестным знамением.
Тем временем, рядом с факторией прошли последние повозки обоза, и не спеша проследовал замыкающий колонну десяток Рыцарей-Экзекуторов в черных плащах. Крики постепенно затихли, шум удалялся на восток, а поднятая войском пыль медленно оседала. Стоящие на стенах караульные и торговцы продолжали молча смотреть в темноту.
И никто не заметил, как от кустов дикого шиповника, растущего у обочины дороги, отделилась черная тень, бесшумно метнувшаяся к зарослям орешника. Человек в темном комбинезоне, пятнистой мохнатой накидке и маске, оставляющей открытыми только блестящие глаза, быстро и уверенно бежал по ночному лесу.
Он остановился на небольшой поляне перед упавшим деревом, поднес руки ко рту и издал ухающий звук, подражая желтоглазому разбойнику филину. Через несколько секунд на поляне возникли еще двое, одетых в такое же облачение, делающее их практически невидимыми на фоне леса.
— Колонна прошла, — прибежавший от фактории человек докладывал тихим свистящим шепотом, — две тысячи восемьсот рыцарей, шестьсот двадцать человек легкой кавалерии, триста арбалетчиков, и пехоты, похожей на ополчение, около четырех тысяч. Есть обоз, около сотни повозок.
— Нехило, — резюмировал один из стоящих на поляне, бывший за старшего, огромный как медведь. — Самойлов, а у тебя что?
Самойлов, не уступающий старшему размерами, прогудел, стараясь также говорить шепотом, но его трубному голосу это давалось с трудом:
— Еще одна колонна двигается по проселкам вдоль реки. Две тысячи рыцарей и три тысячи легкой пехоты. Сколько арбалетчиков, сказать точно не могу — было темно, но сотня есть точно. Обоза нет. Есть минимум еще две большие колонны, продвигаются южнее. Общее направление движения — на восток.
— Та-ак, — протянул старший, — возвращаемся на базу.
Они синхронно развернулись и растворились в темноте.
Когда самая яркая из лун Эдема начала бледнеть, а горизонт на востоке посветлел, все трое остановились на лесной опушке, находящейся на склоне заросшего мелким кустарником холма. Там находилось еще несколько человек, двое спали, остальные молча сидели у деревьев. Хотя находились они в этом месте уже трое суток, никаких признаков походного лагеря — кострища, палаток, протоптанных тропинок — заметно не было. Даже пугливые сороки, как ни в чем не бывало, сидели на ветках, спокойно переговаривались на своем птичьем языке и не протестовали против присутствия чужаков.
