Виталий Вильчинский - Извилистый путь
— Любимая, не плачь! — дрогнувшим голосом прошептал я. — Не плачь, прошу тебя! Я жив, и я вернусь! Я тебя люблю!
Губы девушки тронула улыбка, она подтвердила, что поверила моему обещанию тихим «угу», и уснула спокойным сном. Надеюсь, она больше плакать не будет.
— Только ты никому не говори, пусть это будет наш маленький секрет!
«Угу»…
А-а-а!.. Насколько зверская боль в голове! Я попробовал шевельнуть рукой, но голова отозвалась очередной вспышкой боли.
— Ура! Ура, капец всем тюленям! — послышался радостный вопль Мусы. Я сдавленно застонал.
— Тихо, придурок, не ори! — звук увесистого подзатыльника. — У него сейчас знаешь, как голова болит?!
— Слышь, ты, сам не ори! — громким шепотом возмутился Муса.
— А при чем тут тюлени?
— А кто такие тюлени?
— Так тюлени, тихо! — цыкнул на говоривших Муса.
— Эй, бледнолицый! Ты меня слышишь?
— Ммммм… — тяжелый стон.
— Значит, слышишь! Тебе что-то дать?
— МыМы…
— Ага, воды! Так, тюлень, дай свой бурдюк! Та не жмись, видишь, человеку плохо! Я наш посеял где-то! Так бы и сразу! Ану, сыночек, делай ааааа….
Я приоткрыл рот, и в него тоненькой струйкой потекла вода. Когда рот наполнился, гоблин перестал лить, я закрыл его и глотнул набравшуюся воду.
Таким вот образом я всосал пол-литра воды.
— Вот какой хороший мальчик! — сказал гоблин, когда я отказался пить. Оставшуюся воду он вылил мне на лицо и голову, чем знатно облегчил мои страдания.
— Во какой смышлёный зеленый человечек! — ехидненько прошептал я.
— А не ной ты, я сказал, перелью тебе воду со своего бурдюка! Ты запарил! — это к кому-то, у кого была экспроприирована вода.
— А ты не обзывайся!
Ну, это уже ко мне. Я показал гоблину язык, так и не открывая глаз, и уснул.
— Ну, что с ним? — послышался голос Банехора.
— Нормально вроде. Вон ребята говорят, ночью в себя пришел, воду пил, разговаривал.
— Понятно. Ну, вы его поите Плесенью, за неделю на ноги встанет!
— А как же с… он же Бешеного ушатал…
— Хм… Так и быть. Бешеный сам нарвался, да и тут явно самозащита была, так что… Как на ноги встанет — одного кнута будет достаточно. Чтоб другим неповадно было.
«Благо, хоть не до смерти! — подумал я. — А то уже давно бы того. Возможно, даже не суетились вокруг, а сразу: хлобысь — и все. Вот так.
— Эй, дружище, ты как? — услышал я рядом спустя некоторое время, когда, судя по шуму, сверху на лебедке спустили казан с едой. — Ты кушать будешь?
— С удовольствием! Не откажусь! — произнес я, силясь усесться. Раза с четвёртого, превозмогая боль, и с помощью моего зеленого друга все же сел на тюфяке. Открыв глаза, я почувствовал, что открылся только один, и то, не полностью! Осторожно ощупав лицо, я понял, почему у меня такие проблемы со зрением. Правый глаз закрывала гематома, краем докатившаяся к левому. Пучками пальцев потрогав и выяснив ее размеры, я печально вздохнул. Муса уже принес мне тарелку с гречневым супом, снова на бульоне. На второе — сухая гречневая каша, луковица и кусок ржаного хлеба.
— Вот, нашел нашу флягу. Возьми, запей!
Муса заботливо вручил мне бурдюк, я сделал из него несколько глотков и искренне поблагодарил его.
Через неделю я действительно был на ногах. Муса поил меня Плесенью (название происходило от запаха этой микстуры), и мастырил мне глаз зеленой жижей, но мазь была уже его личной инициативой. Он прибегал ко мне в перерывах на обед и рассказывал свежие новости. Дружок Бешеного стал тише воды ниже травы, такой строгий контроль сняли, и теперь в шахте осталось только четыре охранника, на ночь приходили другие шесть стражников. Жизнь стала более спокойной. Ну, а когда я вернулся в строй, то стала даже веселей. Хоть было с кем поболтать!
Глава ХІІІ
«…а год уйдет, и больше не вернется, не повторится в жизни никогда…»
Строчки из песни.На следующий день после того, как я пришел в себя, я узнал подробности драки. Бешеный добить меня не смог, так как я, с последних сил, бросив камень, угодил острым углом ему точнехенько ему в глаз! Скажете, глупо?! А то! Сам удивляюсь своей везучести! В общем, теперь убить меня хотел только «подружка» Бешеного, но так как скорости его передвижения значительно уменьшилась после моего удара, доползти ко мне он не успел, прибежали на истерический рев зеленого человечка охранники. И сначала решили, что мы оба скопытились! Я тоже был «не фонтан»: все лицо в крови, возле моей тыквы уже собралась небольшая лужица, а Бешеный вообще в ней плавал! Быстро сориентировавшись на вопли Мусы, они оказали мне первую помощь. Ну, там, непрямой массаж сердца, дыхание из рота через тряпку в рот. Ну, брезговали они, а что?!
Вот так.
А дальше поползли нудные будни. Сон, несколько часов работы, приём пищи, работа, обед, работа, ужин, сон. Количество охраны срезали до четверых гномов, а без Бешеного, работа стала веселей. Его дружка перевели, и его судьба была нам неизвестна. Краем уха один заключенный услышал разговор охранников, и там упоминалось о каком-то гноме, которого «загноили» до такой степени, что он от безвыходности и отчаяния бросился в какую-то выработанную штольню. Было предположение, что это был тот шакал, который ходил с Бешеным, а после потери покровителя не нашел другого выхода, как покончить жизнь самоубийством, дабы избежать расплаты.
Нас постоянно развлекали два гнома, заслуженные Мастера-механики, которые бесконечно спорили о своих мысленных расчётах. Их новые машины и проекты были выстроены в их воображении, и они спорили — поднимет данный механизм такой вес с минимальной затратой ресурса, отопит ли этот котел здание с таким количеством комнат и с такой квадратурой. Сможет ли некий механизм закинуть ядро на расстояние в n-нное количество километров. Естественно, их кнутами не били, награждали тумаками, вопили, но не больше. Они катали тележку с базальтом, так как давать им кирки было гиблым делом. Они больше бы разговаривали, нежели работали. Тумаки тоже мало помогали, так как за день они могли понабивать себе больше фингалов, чем им набивали охранники. Вагонетку возили вчетвером, так что их подгоняли и работающие с ними гномы, чтобы не отвлекали и помогали толкать.
Ну, а больше никаких интересных происшествий не было, ничего, что стоило бы внимания. Разве что ладони были стерты чуть ли не до кости, каждый вечер они мазались волшебными, чудодейственными мазями гномов, состоящими из грибов, мха и плесени.
Где-то через два, три месяца мы закончили разгребать завал, и приступили к выковыриванию девственной породы. Тут дело пошло уже тяжелей.
