Андрей Ерпылев - Город каменных демонов
Курили инженеры прямо здесь, в заливочной, не тратя время на то, чтобы подняться в специально отведенную для этого комнату.
К чему предосторожности, если, несмотря на мощную вытяжку, воздух пропитан ядовитыми миазмами кипящей массы, исторгающей из своих недр одному Богу известно какие сочетания органических и неорганических компонентов? Весь персонал судачит, как Момзен и Зейдлиц чуть не перегрызли друг другу глотки из-за того, что опять не поделили вновь открытое соединение. То есть, конечно, не его само, а то, кому из них числиться в описании первым, а кому — вторым. Младенцы! Как будто кто-нибудь позволит им опубликовать свое открытие! Раскатали губу на Нобелевскую премию…
— Слушай, Петер, — рослый и плечистый Бруно Зальцвайзер являлся прямой противоположностью своему напарнику, Петеру Шульцу, но, несмотря на разительное несходство (а может быть, благодаря именно этому), их связывала крепкая дружба. — Что ты думаешь о последнем распоряжении? Ну, о том, что все бумаги, связанные с проектом, следует хранить исключительно в этих новых ящиках?
— Да что тут думать, святая ты простота… Ясно как божий день. До русских уже рукой подать — со дня на день придет приказ смазывать салазки.
Зальцвайзер воровато оглянулся на помощников, но те были с головой погружены в крепление формы и ни на что не обращали внимания.
— Ты что, с ума сошел? — напустился он на приятеля. — Да за такие слова знаешь, что бывает?
— Что? Концлагерь? Да мы и так, почитай, в концлагере живем — ни отпуска, ни выходных. Фронт? Нашел чем удивить! А то мы с тобой там не были. Да и сейчас до него — рукой подать…
— А больше ты ничего не забыл?
— Ха! Знаешь, как русские говорят: волков бояться — на елку не лазить. Ну, или как-то так.
В этот момент вибростенд заработал, и теперь, чтобы услышать друг друга, приходилось орать в самое ухо.
— Русские — с востока, американцы с островитянами — с запада… Рейх уже сжался до своих довоенных границ. Война проиграна, Бруно. Ничего тут не попишешь. Можно отлить еще сто наших каменных болванов, можно тысячу, и все равно делу уже не поможешь.
— Потише, Петер!
— Куда тише? Все равно никакой магнитофон в таком шуме не запишет. Даже если он лежит у тебя в кармане.
— Петер!
— Да шучу я, шучу. Слышал вчера с запада гром?
— Ну, слышал…
— Ну да ну… Какой тебе гром в декабре? Говорят, что у англичан появились такие бомбы, что прошивают любые бетонные перекрытия. А весят они пять тонн.
— Да ну!
— Вот тебе и «да ну». Специально для таких вот гнездышек, как наше, приготовлены. Сбрасывают такую хреновину с самолета, она разгоняется и — бац!.. Хоть пять метров бетона ей нипочем. А тут разве будет пять где-нибудь? Впопыхах строили… Да-а… Не тебе это говорить. Сам все отлично знаешь.
— Уж знаю…
— Так что дай нам с тобой Господь ноги отсюда унести. Представляешь, если сейчас сирена взвоет?
Бруно вздрогнул и, вжав голову в плечи, поглядел на бетонный потолок. Конечно, до поверхности земли было побольше, чем десять метров, но кто его знает, какова толщина бетонных перекрытий…
— Ладно, не трясись, — «успокоил» его приятель. — Если такая болванка прилетит нам на головы, боюсь, мы так ничего и не успеем понять… Чего творишь, ослиная голова! — взвыл он и, отшвырнув окурок, устремился к вибростолу. — Ты почему винт не докрутил, лентяй!..
Зальцвайзер вздохнул, затушил свой окурок, бросил в бочку с песком (хотя чему тут гореть, если кругом один бетон и металл?), отправил туда же заодно и окурок Петера и направился к форме, где щуплый и низкорослый инженер распекал на чем свет стоит недотепу-рабочего, напоминая при этом бойцового петушка.
Я не знаю, кто я. Я был всегда. Всегда я служил Ему, но потом, когда Его свергли и заточили, служить стало просто некому. Мне было грустно…
И когда Мастер освободил меня, я сначала решил, что он — это Он. Новое воплощение Его, и именно ему я должен теперь служить. Ведь он придал мне почти ту же форму, что я и миллионы моих собратьев имели когда-то. Кто же, кроме Него, мог знать, как выглядела моя Раса, если никто из мягкотелых и даже их далеких предков нас никогда не видел? Даже их легенды ничего об этом не говорили.
Но потом я понял, что Мастер не Он. Жаль, конечно, но он остался для меня лучшим из мягкотелых. И даже иногда посещала крамольная мысль, что он лучше Его. Глупая мысль: без Него Мастер так и остался бы простым мягкотелым. Но теперь он заслужил счастье стать одним из нас. Мог бы даже первым, если бы захотел…
Как бы я хотел, чтобы Закон рухнул и вновь воцарилось Наше время, Наш порядок, чтобы мягкотелые стали грязью под нашими ногами, как те — их предтечи, а моя Раса вновь покорила мир.
Но мы, каменные, вечны и умеем ждать. Когда-нибудь оно настанет — Наше время!
Мы подождем…
13
— Короче говоря, — Роман сидел на переднем сиденье и, приспустив стекло, курил, выпуская дым на улицу. Свой деревянный меч он не выбросил, а зажал между колен, что Женю несколько настораживало: похоже, что милиционер совсем не считал ночные приключения закончившимися. — Все было в порядке где-то до середины восьмидесятых. Всех все устраивало, все были довольны. Те, кто не был доволен, уехали…
— А почему тогда все не узнали о том, что здесь творится… творилось? — Вера немного пришла в себя и даже попыталась поправить расплывшуюся тушь, глядя в крохотное зеркальце косметического набора.
— Откуда?
— Ну… Уехавшие могли бы рассказать прессе, соответствующим органам… Не знаю…
— Ну, это вряд ли… Вспомните, сколько в то время было различных экстрасенсов, контактеров, личных друзей снежного человека. И все, между прочим, стремились поделиться своими тайными знаниями. Так что отношение к подобным откровениям было, мягко говоря, несерьезным… К тому же каким-то образом оказалось, что тот, кто уехал и попытался разговориться, умирал самым естественным образом, причем в самые кратчайшие сроки. Почти не успевая поделиться своими знаниями со всем миром, что характерно. А те, кто еще не успел купить билет, как бы невзначай узнавали об этом… Одним словом, очень скоро все были довольны или хотели выглядеть довольными. Но вдруг все изменилось.
Казалось, все ограничения внезапно были сняты. В доноры вдруг попали если не почти все, то очень многие. Первое время горожане радовались этому, позабыв про внезапно опустевшие полки магазинов, талоны и прочие прелести «перестройки» и «ускорения». И уж наверное, Краснобалтск оказался единственным островком во вдруг закипевшем котле Советского Союза, где никто не думал ни о вожделенном «социализме с человеческим лицом», ни о многопартийности, ни тем более о смене руководства. Неужели может думать о земном человек, вдруг приписанный к сословию бессмертных? Ведь вечная жизнь, даже если она полужизнь, лучше короткого человеческого века…
