Инна Лёвина - Изгнанница
Когда балет закончился, то все артисты вышли на сцену, те, кто танцевал главные партии, стояли в центре, а мы, все остальные сбоку. Тильминк снова взял меня за руку и вывел в первый ряд. Зрители закричали, захлопали, и около моих ног упало несколько букетов, потом еще и еще... Когда мы кланялись, я потихоньку спросила Тильминка: "Неужели они принесли для меня столько букетов?" Тот ехидно поглядел в сторону примы и прошептал, делая очередной поклон: "Нет, это для Селинды, а досталось тебе, и правильно!" Я знала, что Тильминк не любил Селинду, но мне было жаль ее, и я порадовалась, когда увидела, что и у примы в руках два больших букета - цветов у нее было меньше, чем у меня, но все же. Она посмотрела на мои цветы, потом на меня и улыбнулась. У меня от сердца отлегло - значит, она не сердится, ведь если Смарг сказал правду, что ее букеты достались мне... она должна быть очень зла...
Когда, наконец, закрыли занавес и мы ушли за кулисы, ко мне быстрым шагом подошел отец, обнял и тоже вручил букет - очень большой и красивый.
-Ты просто молодец, - сказал он. Я видела, что ему очень понравилось, как я танцевала. Госпожа Ширх поздравляла меня, девочки толпились вокруг - смеялись, шумели, поздравляли. Наконец госпожа Ширх велела девочкам взять охапку моих цветов и унести в нашу спальню. Я радовалась, но и смущалась немного.
-Нет, теперь ты должна не просто ложиться спать, - сказала Дайлита. Она заглянула к нам в спальню и увидела букеты из роз, лилий и хризантем, расставленных на подоконниках; только один, от отца я поставила на тумбочку около своей кровати. - Ты теперь звезда и должна ложиться почивать, томно и величественно.
Она торжественно легла на мою кровать, прикрыв рукой глаза и протяжно вздохнув. Все засмеялись. Неловкость прошла, девочки начали рассматривать цветы, нюхать и передвигать вазы с места на место. Букетов оказалось всего пять, просто они были такие пышные, что сначала показалось, что цветов необыкновенно много.
Я думала, что успех премьеры потихоньку забудется и все пойдет по-прежнему. Но ничего подобного. И в Театре ("Война трех царств" шла каждую неделю), и в школе я все время чувствовала чужие взгляды - любопытные, недоброжелательные, оценивающие. Мне нравилось танцевать, но самым лучшим было то, что я могла передать то, что никогда бы не сказала словами, у меня просто не получилось. Как будто эту партию придумали для меня - ночь, мягкий свет, журчащие,как ручей, звуки челесты и полет навстречу луне. Но без этого внимания, чаще всего недоброжелательного, было бы легче. Ну почему люди не могут просто помечтать вместе со мной, представляя эту странную ночь, тревожный и свежий горный воздух, свободу, потайные тропки в горах... Какое им дело до меня...
Каждое утро я теперь проверяла туфли - нет ли стекла или клея, проверяла платье, не разрезано ли или не испорчено еще как-нибудь. Свитки с домашними заданиями, учебники на ночь складывала и запирала в тумбочку, а не оставляла разбросанными как попало. Отец уехал по торговым делам, обещав, что не больше, чем на месяц. После возвращения он хотел побыть еще две-три недели со мной, до конца весеннего театрального сезона. А потом мы уедем в Фарлайн.
Это было так неожиданно, так чудесно, так невозможно, что я боялась - что-нибудь сорвется, помешает. И сны снились скучные и тоскливые - как будто меня задерживают на границе Тиеренны и не выпускают, или мы теряем документы и должны вернуться обратно, или не можем уехать, потому что не хватает денег и нужно долго ждать, пока пришлют. Эти сны были нестрашные, но очень томительные и безнадежные.
Заканчивался первый весенний месяц - месяц Талого Снега. В его последнюю неделю шло третье, не считая премьеры, представление "Войны трех царств". Перед спектаклем, под звуки настраиваемых инструментов, суетливые шаги и разговоры за кулисами, я выглянула в зал - потихоньку, через небольшую щель в декорациях. Многие держали букеты пышных цветов. Если все будет, как на прежних спектаклях, то большая часть этих букетов достанется мне. Это снова и радовало, и смущало, казалось лишним и чрезмерным. Мне было бы вполне достаточно, как в нашем балете, появиться на несколько мгновений в луче света, а потом снова шагнуть в тень.
К третьему представлению я уже почти не волновалась. Тильминк дружелюбно кивнул, когда мы стояли за кулисами и ждали нашу музыку. Вот он вышел на сцену, а теперь и моя очередь. Хоть я не волновалась, но очень ждала, когда заиграет челеста, и я снова полечу - в ночь и лунный свет. И чувствовала, что и зал ждал именно этой минуты, все замерло, никто не переговаривался и не оборачивался к соседям. Так бывало, когда на праздник первого снега зажигали иллюминацию в Тальурге - все, кто мог, приходили к ратуше и ждали, когда темноту разобьют разноцветные веселые огни. И хоть и знаешь, что сейчас станет светло и чудесно, но все равно ждешь с нетерпением и волнением, и ужасно радуешься, когда, наконец, зажигают огни. Такое же настроение было и сейчас в зале.
Зазвучала музыка моей партии, и я вышла на сцену и легко вбежала на скалу. И вот флейта замолчала, и стеклянными бусинами рассыпались переливы челесты, и круг света стал приближаться ко мне. Я оттолкнулась от темной скалы, чтобы взлететь, но что-то страшно хрустнуло под ногами, подалось вниз, я прыгнула, но зацепилась ногой за проломленные декорации и упала на сцену. Луч света, который должен был вырвать из темноты мой полет, растерянно заметался по сцене.
Сначала одну или две секунды зал молчал, а потом начался ужасный шум - свист, возмущенные крики, правда, кто-то выкрикивал что-то голосом испуганным и тревожным, наверно, понял, что я не просто оступилась. Тильминк подбежал ко мне и стал поднимать, левая нога ужасно болела, и наступить на нее я не могла. Занавес упал, и к нам устремилось множество людей. Они бестолково суетились, но Тильминк велел двоим поднять меня и унести в гримерную, куда потом позвали доктора.
-Это не перелом, а сильное растяжение, к счастью, не опасное, - сказал доктор, осмотрев ногу, - не танцевать по меньшей мере три месяца, неделю- строгий постельный режим.
Нерсален стукнул кулаком по стене и громко выругался. Он смотрел на меня так, как будто я испортила ему жизнь.
- Девочка не виновата, - сказал Тильминк, входя в комнату, он был расстроен и зол. - Декорации подпилили.
-Подпилили?? - воскликнул Нерсален.
-Да, я проверил сейчас, подпилили или продолбили как-то, чем-то прорезали дыру. В общем, Растанна не виновата - кто-то специально испортил декорации, чтобы она упала. Между прочим, она могла бы сломать не ногу, а шею, так что, я вот считаю, ей даже повезло.
