Сергей Костин - Охотник за бабочками
Из мегафона полилась заунывная музыка.
Кузьмич, оттопырив стакан, вытянул губы трубочкой и сообщил мне, кивая на аппарат издающий музыку:
— Бах.
— Кого? — я в это время вырезал на коже дивана надпись, которая гласила: — «Сергеев + Кузьмич = ДРУЖБА».
Кузьмич сказал неопределенное: — Не лечится.
Узнать, кого «бах», и почему его «не вылечили», я не успел. Лифтовая комната остановилась, створки разъехались, и стрелка поманила нас дальше.
На этот раз коридор, по которому нас вели, был пошире и поуютней. На стенах висели картины известных и неизвестных форм. Были тут и земные, но очень мало. Преимущественно вывешенные на волокнах грязноцветные кляксы и выпуклые мнимобарельефы. Кузьмич и тут оказался на высоте и объяснил, что это поздний стиль эпохи Угасания. Вроде ничего ребята малевали. Прям, как наш Корабль. С чувством.
— Ты с ней там поаккуратней, — посоветовал Кузьмич, имея в виду Бабягу, — Она хоть и железная, но к себе уважения требует. По ласковому, да по хорошему.
— Откуда знаешь? — не выдержал я.
— Тебе бы с мое пожить, — уклончиво ответил друг. — Да и знаю я не все. Малость самую.
Светящаяся стрелка замерла над овальными дверями, указывая, что мы пришли. Ручки на дверях не было, и я просто пнул ее ногами. Двери немного подумали, сказали, чтобы я так больше не поступал, и отъехали в сторону. Сделав вперед два шага, я спиной почувствовал, как они закрылись, и принялись заваривать сами себя электросваркой. Мне это тоже показалось довольно странным. И не слишком ли много странностей за один день? Или даже час?
Помещение, в котором нас заварили, было достаточно симпатичным и большим. Эдакая желтенькая полусфера с красными цветочками по всей площади.
— Детство играет, — шепнул на ухо Кузьмич, как всегда в случая опасности примостившийся в непосредственной близости к ближайшему карману.
Я повертел головой, рассматривая цветочки, нашел их слишком вызывающими для такого места и двинулся к центру сферы, где на ступенчатом возвышении высотой в метра два стояла деревянная табуретка. Больше в полусфере не было ничего.
Подойдя вплотную к возвышению, я хлопнул в ладоши и, негромко, крикнул:
— Эге-гей!
Вернулось эхо. Не скажу какое.
Подключился Кузьмич:
— Бабяга!!!
— «Га-га-га».
А это уже не эхо, а самый натуральный хохот. И смеялся тот, кто появился на табуретке. Вернее сказать появилась. А появилась там нормального вида старуха. А может и не старуха, а очень даже молодая женщина. Одиночество кого угодно раньше времени состарит. В руках золотой посох с набалдашником на конце. Одета, так себе. Могла бы и получше. Чай не с базара мы пришли. Длинноватый нос. Немного изогнут, но не всем же быть красивыми. Голова на шеи торчит, словно на насесте. Гордо держит, с чувством собственного достоинства. Длинное платье с рюшечками. Из-под него ноги торчат. Вернее, одна нога в сандале. А на месте второй, железный сапог хромированный на вот такой шпильке. Протез, стало быть.
— Иллюзия, — шепнул Кузьмич. — Сейчас бабкой молодящейся, а через минуту чудищем кровожадным.
Но превращаться в чудище иллюзия не спешила. Закончив смеяться, она поднесла к глазам лорнет и, подслеповато щурясь, принялась разглядывать нашу небольшую, но дружную компанию.
— Гомосапенс с тараканом, — заключила она и убрала лорнет за пазуху.
Кузьмич, помня свои же собственные слова о выдержке, широко улыбнулся и, учтиво склонил голову.
— Королевич Константин Второй и его наипервейший советник Кузьма Бенедиктович Берштерман рады приветствовать тебя! Пусть года не тебе покажутся долгими, а заботы тяжелыми. Пусть планета твоя никогда не покроется ржавчиной, и полны пусть будут твои реакторные установки.
Во шпарит Кузьмич! Как по писанному. Я бы так не в жизнь. И ловко это он про королевича придумал. И про этого… Берштермана. Бабяга видать старая, на древних традициях воспитана. Соответственно и мы должны к данным традициям подходить и статью и именем.
— Из гомосапенса королевич, как из меня китайская стюардесса. — Бабка принюхалась, водя носом по сторонам. — Воняет, как от последнего ассенизатора.
— Цветами пахнешь, — подсказал Кузьмич на ухо.
Бабка, скрипнув протезом, поднялась, кряхтя, разогнула спину, опираясь на свою палку с набалдашником.
— Попрошу за мной, — и заковыляла, прихрамывая.
— Все нормально. — Кузьмич довольно потирал руки, пока мы, не торопясь, догоняли старушенцию, довольно ходко двигающуюся к дальней стенке полусферы, — Контакт прошел нормально, мы ей понравились и ничего плохого она нам, пока, не сделает.
— Ну-ка, королевич, или как там тебя, подсоби.
Бабка указывала на дверь, вернее люк, который распахнулся в метре от пола.
Ради хорошего налаживания контакта пришлось становиться на четвереньки и ждать, пока старуха, пользуясь мной, словно ступенькой, не закинет свое тело в дырку. А Кузьмич говорил иллюзия. Иллюзия так на шею шпилькой от сапога не давит.
— Чего рот разинул? За мной двигай, — прикрикнула бывшая иллюзия.
Я двинул сначала в люк, потом прополз пару метров на животе и вылез в очередное помещение. По стенам плитка квадратная. В углу рукомойник чугунный с ведром вместо канализации. Посредине стол, напротив него стул. Вот и вся обстановка.
Бабка уже сидела за столом и внимательно изучала мои перемещения. Кузьмич скромно вился рядом.
— Садись королевич. А таракана рядом с собой держи. У меня аллергия на насекомых.
Кузьмич в очередной раз лучезарно улыбнулся.
Я опустился на трехногий, покачивающийся стул, скромно сложил на коленях руки и приготовился внимательно слушать бабку. Она, пока я устраивался, включила здоровенную лампу и направила ее свет прямо мне в морду.
— Имя?
— Чего? — не понял я.
— Имя, говорю, настоящее как? — свет лампы палил в глаза и мешал разглядывать вопросозадающую. — И не бреши, как твой таракан. Все равно узнаю, где правда, а где ложь.
— Костей и зовут, — я прикрылся рукой и сквозь щель приловчился зрить на бабку.
— На какую разведку работаешь? Пароли, координаты планетных явок, сообщники?
Я скосил глаза на единственного сообщника. На Кузьмича. У старухи явно с кибернетическими мозгами не все в норме.
— Сам по себе я, — отвечать все-таки придется. Не у себя дома, — А можно без лишних вопросов?
— Можно, — согласилась старуха, — За делом приперся, или от праздного любопытства шастаешь?
— Ты б мамаша свет выключила, — попросил я, не слишком рассчитывая на успех. Но старуха, что-то пробурчав, просьбу выполнила, — Спасибочки большое. А прилетели мы к вам, безусловно, по делу. Только это… — я вспомнил наставления Кузьмича. — А как же напоить, накормить и спать уложить?
