Анна Инская - Верни нам мертвых
Он взял меня за руку и повел туда, куда не доходил прилив, где песок был сухим. Расстелил свой плащ и пригласил меня сесть рядом с ним. Потом тихо заговорил, глядя не на меня, а на океанские волны. Он разговаривал сам с собою, как те, кто привык к одиночеству, и голос его был насмешливым и злым, будто он был зол на богов, обрекших его на одиночество:
— Ты родилась под счастливой звездой, дочь ливийца. Пока ты не наскучишь мне, ты будешь моей собеседницей в ночные часы. Наследницы греческих гетер подобны раскрашенным мумиям Египта, они не имеют собственных суждений и повторяют чужие слова будто попугай, купленный у южных охотников. Они ленивы и изнеженны, они боятся снега и тумана, тьмы лесов и боевых коней. Высокие белокурые северянки прекраснее статуй из мрамора и золота, но темна и легка была волчица, вскормившая основателей Вечного города. В тебе, дикарка, страстная африканская кровь смешалась с сильной германской или кельтской. Ты будешь сопровождать меня, когда я поведу моих воинов в глубь страны в поисках изменников и беглых рабов.
Я сказала ему:
— Одного из сыновей этой страны я назвала мужем моим, я поклялась быть верной ему. Он уплыл за море, но я буду ждать его.
Страбус в ярости сжал зубы, его лицо снова стало подобным темному льду:
— У тебя не может быть нет никаких обязательств в отношении темного разумом животного, которое верит, что может переплыть океан в кожаной лодке. Думаю, что он уже утонул, и тем лучше для него. По твоим словам, твой возлюбленный был стражником в этом городе. Всем стражам-варварам известен наш закон, который он посмел нарушить. Северянин, посмевший сойтись с подданной Империи — будет изорван бичом. Если же она образованна — его ждет смерть, и чем больше она знает, тем более жестокой будет казнь. Ибо ни одна капля чистого знания не должна упасть в мутный пруд их невежества.
Вот отчего Рейг не захотел рассказать мне о Валенте Страбусе. Если бы я знала правду, я бы не пришла провожать его на берег океана, я даже не приблизилась к Рейгу!
Грозный темный океан! Скажи мне, где теперь Рейг и жив ли он? Но далекий, тихий шум волн заглушал проклятый голос того, кто называл себя Лисом-Охотником:
— Дикарка, когда я говорил о моем влечении к женщинам, которые не сдаются без борьбы, я не имел в виду глупого упрямства! Я люблю словесные сражения с женщиной, но лишь в присутствии двух свидетелей: теплого огня и хорошего вина. Иди за мной, ибо в эту ночь боги благосклонны к тебе. Если ты сумеешь не утратить моего расположения, я подарю тебе волшебную черную кошечку с белыми лапками, и у тебя будет столько рабов и рабынь, что ты не будешь успевать давать им приказания.
Семь Зверей научила меня быть хитрой. Я сказала:
— Тот, кто назвал меня женой, не имеет невольников и сам снимает свои драные сапоги. В этих диких землях я не встречала иных, поэтому полюбила его. Ты вернул мне разум, и я пойду за тобой как тень. Но нельзя изменять мужу, не погадав сперва по старинному обычаю. В нашей стране гадают по полету стрелы, закрывают глаза и стреляют из лука. Если стрела улетит в небо, значит, жена должна хранить верность. А если стрела упадет на землю — тогда Мать Земля дала жене законное разрешение делать все, что она хочет. Но чтобы гадание было честным и без обману, разгони отсюда всех. А то стрела не упадет на землю, а застрянет в чьих-нибудь ребрах, проклятье на него и на его род!
Префект приказал всем разойтись, и берег опустел. Я подняла лук, а Страбус рассмеялся:
— Славное гадание! Вот она, женская верность: женщины нерушимогоспожу тайн верны только самим себе! Я напишу об этом в Рим, тем моим друзьям, кто верит в добродетель варваров.
Его живот еще трясся от смеха, когда в него вонзилась стрела. Стрелы горных охотников никогда не падают на землю.
К удивлению моему, старый воин не стал звать на помощь. Он сказал лишь:
— Проклятые тупые стрелы. Я буду умирать до зимы. Может быть, когда-нибудь ты поймешь, что убила меня только потому, что высоко в небе все птицы кажутся черными.
Я не только убила, но и ограбила его, забрала себе его коня. Да окажется этот конь быстрее, чем весть об убийстве префекта Страбуса.
РАССКАЗ РЕЙГА
Океан и смерть
Волшебный город
Океан и смерть
Мне надо было соображать, как разделаться с заокеанскими чудовищами, а я совсем не про битву думал, глядя на серые волны. Я вспоминал восход солнца у разбойничьей пещеры, когда я впервые увидел колдовские косы Ифри, чернее угля в костре, чернее ягод ежевики. Я сказал этой горянке, что выберу себе подругу не за цвет волос, но это такая хитрость против женщин. Чтобы они не знали, что ты думаешь на самом деле. Ведь я всегда любил полный опасностей сумрак леса и темную ночь, хозяйку тайн. И священных черных воронов всегда чтил. Разве сумел бы я забыть эту воронову сестру! А ресницы у нее такие длинные, что я видел их даже после захода солнца….
Берег был уже далеко, а мне чудилось, будто Ифри стоит рядом со мной, улыбается мне и разговаривает со мной. Смотрит на меня ласково и ободряюще, а глаза у нее светло-золотые, будто мед, собранный с самых белых из всех растущих в полях цветов.
До встречи с ней я был один. Как первый или последний из людей на земле… Наши хуторянки и селянки таких, как я, не хотят — мол много рассуждаешь и много знать хочешь. Мы, говорят, хранительницы мудрости. А вам, мужикам, большого ума не надо чтоб топором-то махать. А если и будет у вас ум, все равно в первой же битве у вас его из головы дубиной выбьют. Да имея ум-то, может вы и не захотите в сражение лезть. Знай одно: быть храбрым и ходить с грозным видом! Вот что надо хитрой дочери Матери-Земли. Тогда хоть и будешь называться глава семьи, а на самом деле станешь при ней вроде пса сторожевого, дом охранять и чужаков распугивать, за кормежку и ласку. Да дрова рубить для ее священного домашнего очага.
Слышал я, что на берегах южного синего моря не так, что там не всеми познаниями владеют женщины. Я не верил. Как можно сравниться разумом с той, которая одним взглядом лишает тебя разума? Но Ифри была воспитана мудрым отцом из южных царств, и видно он ей внушил, что мужчина все-таки умом равен женщине и тоже способен к обучению. У меня-то глаза голубые, как у несмышленого волчонка, а у нее были золотые, как у взрослой волчицы. Древним и мудрым был мир ее отца, но как на равного, смотрела на меня золотоглазая дочь Исмона. Она научила меня письменности и играм, которые учат принимать решения. Рассказала мне про науку логику, рассуждала со мной обо всем и верила, что я смогу доплыть до другого берега. Правда, может быть, лучше бы иметь мне строгую жену, которая дала бы мне браги и ногу кабанью, да велела дома сидеть… так думал я все чаще, глядя в бескрайний холодный океан. Как был я один, так и один и остался, сидел с моим псом среди несчетного стада белогривых волн.
