Ольга Голотвина - Пасынки Гильдии
Ну и что? Можно подумать, Гиблая Балка – местечко для тихого отдыха! Туда бы хоть на несколько дней забросила судьба этих хвастунов – враз бы запросились к своим Клыкастым Жабам…
Да. Щука стояла на пороге роскошного барского особняка. И звонила в колокольчик, ожидая, что ей, нищенке, вынесут малую кроху несметных богатств, принадлежащих таким, как Майчели и Урр. Вынесут и бросят: держи, побирушка!
А за порогом этого дворца она не была ни разу. Не место ей там…
Но почему – не место?
Майчели предупреждал: проходить через Ворота опасно. Никогда не знаешь, что принесли к Порогу Миров движущиеся складки – жерло вулкана, клокочущее лавой, или безбрежное море…
Угу. Знакомо, и даже очень. У каждого богача на воротах нарисована оскаленная собачья голова. Мол, прочь отсюда, бродяги, если не хотите, чтоб вас порвали в клочья!
А собаки-то, может, вовсе и нету…
Щука подумала о том, что после торга с Майчели придется выбираться наружу, карабкаться наверх по утесу, забирать у терпеливо поджидающего Патлатого дурацкий знак королевы вонючего королевства. И возвращаться в мерзкую, мерзкую, трижды мерзкую Гиблую Балку, где только и радости, что охота на чаек с ручным горланом да сладкий дым от сгоревших стрельчатых листьев.
Нет. Она больше не может. Вот что хотите с ней делайте – не может.
Вулкан так вулкан, море так море!
– Эй, Майчели! – закричала женщина. Голос эхом покатился по пещере. – Эй, Подгорный Мир! Нищенка явилась! И сегодня она войдет во дворец!
* * *Все было взвешено и решено заранее, и теперь Равар Порыв Ветра глядел, как исполняется его воля.
«Танцор» и «Вспышка» занялись портом… правильно, там молодые капитаны, это дело как раз по ним: много шума, азарта, веселой злости. Пусть разносят в щепки все, что подвернется под руку, пусть стягивают к пристани всех стражников, что есть поблизости.
А потом – резкий, яростный прорыв «Гордеца» и «Клинка» к Малой бухте, что отделена от Портовой узкой «горловиной». Вообще-то разумнее было бы послать «Осу», на ней катапульты не хуже, чем на «Гордеце». Флагман должен не лезть в самый жар, а наблюдать за ходом боя и управлять им. Но Равар убедил себя, что его место – на острие атаки.
Но еще рано туда, в Малую бухту, где за второй цепью стоят еще два таможенных судна, а на берегу – недостроенные корабли на стапелях.
А пока надо помочь «Танцору» и «Вспышке», которые уже отправили на берег шлюпки и теперь крутятся под обстрелом береговых катапульт.
– Глянь, старина, – кивнул капитан своему проверенному в десятках боев мастеру катапульт, – как эти береговые жабы расплевались ядрами! Надо бы их накрыть как следует. Достанешь?
Старик с красно-коричневым, выдубленным ветрами лицом глянул на капитана молодым ястребиным взором:
– Достану!
Он вскинул перед собой вытянутую руку, поймал поднятым указательным пальцем одну из береговых катапульт, возле которой суетились фигурки стражников. Как раз в этот миг ее ковш дернулся вверх и вперед, тяжелое ядро по дуге ушло в воздух и ахнуло в воду недалеко от борта «Осы».
Мастер проследил взглядом полет ядра, перевел глаза на свою любимицу «Вредину», на ее поворотный круг с черными и красными отметинами, и скомандовал:
– Три деления по солнцу!
Матросы с силой навалились на рукояти поворотного круга. Массивная «Вредина» отозвалась скрипучим уханьем и пошевелилась, словно просыпающийся тролль-людоед…
* * *Щука представляла себе Врата Миров лучезарной аркой, на которую, как на солнце, невозможно смотреть. Но ей пришлось разочароваться: такая же щель, как и та, сквозь которую она протиснулась в пещеру.
Пробираясь меж тесных стен, ощетинившихся острыми обломками камней, женщина расцарапала в кровь щеку и разорвала рукав – но все же упустила миг, когда эта подлая скала вдруг исчезла. Щука приняла это невероятное явление радостно и благодарно, как залог будущих чудес.
Женщину окружали – без края, до самого горизонта! – пышные, высокие фиолетовые метелки. Источая тонкий аромат, они упруго раскачивались, словно танцовщицы, восхваляющие пляской появление королевы. При резком порыве ветра, взлохмачивающем их «прически», над фиолетовыми волнами взвивалось серебристое облачко пыльцы – и тут же исчезало, растворялось в прозрачных струях.
Ничего прекраснее Щука в своей жизни не видела.
Тяжелые метелки колыхались почти в безмолвии, только легкий шорох разносился вокруг. Но женщина готова была поклясться, что слышит волшебную музыку.
Солнце светило неярко, мягко, словно боялось ослепительным сверканием разрушить это утонченное, изысканное диво. И даже серое небо, до которого, казалось, можно дотянуться рукой, выглядело очень уютным.
Но главное было не в этой красоте, не в запахах, не в солнце. Таилось что-то в самом воздухе, в самой ткани Подгорного Мира. Что-то неуловимое, неощутимое… но оно заставило сердце женщины пуститься в пляску, плеснуло блеска в ее глаза, расцветило щеки румянцем. Сейчас Щука была и впрямь хороша собой, почти красива – так светилась она изнутри.
Состояние, в котором пребывала Щука, напоминало сладкие минуты, когда она вдыхала первые затяжки драгоценного дыма: не «ашроух» еще, лишь светлое преддверие его…
– Ничего себе! – сказала Щука вслух. – Да если в таком краю жить, так и «травка-бородавка» не очень-то нужна!
И замолчала, поняв, что слова сейчас будут фальшью. Любые слова. Потому что в этом мире, не знавшем человека, надо быть зверем среди зверей.
Обмирая от острого душевного томления, не смахивая с ресниц счастливых слез, женщина опустилась на четвереньки. Запрокинула голову – так волчица поднимает морду к луне. И завыла – во все горло, от души, изливая в этих звуках свое легкое, жаркое безумие:
– А-у-у-у-оу-у-а-а!
Ей не казалось странным то, что она делает. Здесь она была сама себе госпожой, и все было просто замечательно, и…
Позади послышались странные звуки: легкий скрежет, постукивание, сухое царапание.
Щука обернулась, плавно встала.
Из густой фиолетовой поросли поднялась некая тварь. Вид у твари был хищный и недружелюбный. Вроде паука, но размером с волка… а жвала-то, жвала – что клыки!
Тварь переминалась с лапы на лапу, явно оценивая добычу.
В руке у Щуки уже был нож, и женщина холодно и зло прикидывала: куда бить эту мразь, когда набросится? Что набросится – в этом сомнений не было.
От жвал можно увернуться, но пробьет ли нож шкуру? Там вроде панцирь, как у рака. Лучше ударить в глаз.
Но огромный паук не спешил нападать. Вместо этого он издал хлюпающий звук – и длинная клейкая лента слюны упала на грудь и руку женщины, мгновенно застывая. Щука попыталась оторвать руку с ножом от платья. Ветхая материя треснула, рука с прилипшим к ней лоскутом освободилась.
