Анна Тьма - Крылатый
Каким, интересно, образом?! Этот призыв сейчас сведет меня с ума!
«Ветер, мы идиоты!..»
«О, великая Бездна… что же я сделал…»
«Мы сделали, не ты один… Ирдес, прости, малыш. Сейчас я попробую приглушить… Ты хоть соображать сможешь толком. Прости…»
«И не подумаю, потом в морду получишь. И ты, Ветер, тоже получишь. Ван… а Данька…»
«С нами. Манька с тобой?»
«Угу, куда бы я от нее делся. Я вас вытащу, только бы знать, куда лететь».
«Я оставлю тебе путеводную нить… только поторопись».
Брат резко отдалился, и тащившая меня вперед сила порядком ослабла. Двигаться надо!
— Ты чего трепыхаешься, воробей?
— Да нельзя мне отдыхать! Совсем! Иначе не встану потом.
Маня помогла мне держаться на воде, пока я, мешая в причудливых эпитетах русский мат со старосветлой тонко-лингвистической руганью и откровенными старословенскими выражениями, заставлял свое тело повиноваться. Через полчаса несколько полегчало, и я даже смог отпустить плечо белобрысой Маньячки. И вдруг уже она панически вцепилась в меня.
— Ирдес, ты взлететь можешь?!
Я проследил за ее взглядом.
— О мать твою!.. Попытаюсь!
На нас быстро надвигался черный фронт шторма. Попытки подняться в воздух заканчивались приступами зверских судорог, трансформация останавливалась на первой стадии и дальше не шла ни в какую. Оставалось только сделать хоть что-нибудь, чтобы не потерять друг друга в воде. Тогда я сделал первое, что пришло в голову — снял ремень и накрепко связал свою правую руку с ее левой. И только тогда понял, что где-то потерял свой браслет! Там же все мои книги, КПК, ноут, наручни и обруч! А еще сколько всего! Копии ключей от всех папиных тайных ходов!..
Скоро думать стало некогда. Осталась только одна мысль и стремление — не захлебнуться и смотреть, чтобы Маня не потонула.
Вода резко остыла. Стало темно, как поздним вечером. Сумасшедший ветер сбивал пену с высоких волн, швыряя ее пригоршни нам в лицо, тугие струи дождя лупили не хуже града. Молнии сверкали над самой головой, и я молчаливо просил великое Небо, чтобы они не били в море.
Холод, ветер, соль и вода, вода… Высокие волны накрывали с головой, пытаясь утопить нас обоих. Я ни на секунду не прекращал отчаянной борьбы со стихией. Все слилось в одно желание — не захлебнуться, с диким упрямством я раз за разом выныривал из воды. Одни рефлексы…
…Выжить. Накрыло новой, одной из бесчисленных сотен, волной. Вынырнуть, снова постараться не наглотаться воды, выдернуть за собой привязанную к руке девчонку. Вдохнуть поглубже… Вынырнуть. Новый вдох. Держаться. Держать ее. Выжить…
…А потом чьи-то руки потянули из воды, поддержали, пока меня выворачивало наизнанку, помогли куда-то дойти по качающейся под ногами тверди. И те же руки попытались отвязать мою руку от чьей-то…
— Нет!!! — рванулся я вперед.
Почти ничего не различая вокруг, я увидел ее и понял, что моя боевая подруга не дышит. Посиневшие губы и ненормально белое лицо.
— Маня! Маньячка!!!
Кто-то что-то попытался сказать мне, оторвать от девчонки, но я лишь зло отпихнулся, переворачивая ее, с трудом разжимая зубы и сдавливая, чтобы избавить от воды в легких. Быстрее, еще не поздно! Перевернув ее обратно на спину, я сцепил в замок ладони, образовывая небольшой разряд, и с силой ударил напротив сердца. Не дышит. Склониться, вдохнуть в нее столько жизни, сколько сейчас возможно оторвать от себя. Новый удар. Жизнь. Удар. Жизнь: Ну же, Маня! Я не могу тебя потерять! В глазах плыло, мутнело, поплыли золотые лужи с черными точками. Голова взрывалась приступами боли. Плохо. Сил слишком мало. И все-таки, склонившись, я последним усилием оторвал от себя еще крупицу жизненных сил. Удар, еще раз…
Она резко вдохнула, выгнулась в судороге, откашлялась, отдышалась и выругалась. Ругается — значит, живая! С такими мирными мыслями я лег там, где сидел, и уснул…
…Тепло. Сухо. Слегка покачивает на волнах. Запах морской соли, рыбы, свежезаваренного чая, хлеба. Шерстяное одеяло щекочет кожу. Интересно, мы уже в ловушке или где-то еще?
Не открывая глаз, я потянулся к душе брата и почувствовал его глухую, усталую злость. Держись, светлый.
Кое-как разлепив глаза, я огляделся, и первой, на кого наткнулся взгляд, оказалась японка. Маленькая, изящная, уже немолодая, но по-девичьи хрупкая женщина что-то читала, сидя за столом, подобрав одну ногу под себя.
Беззвучно встать не получилось. Зато получилось с грохотом рухнуть на пол, запутавшись в одеяле, собственной шевелюре и еще захватив тощую подушку! Ирдес в своем репертуаре!
Я уже говорил, что подъем — это очень весело?! Вот и японка хихикала, глядя на мои попытки выпутаться из предательски завернувшегося в кокон одеяла. Встать все же удалось, и выяснилось, что не столько палуба под ногами шатается, сколько эти самые ноги не держат. Коленки все-таки подкосились, я опять брякнулся на пол и состроил по этому поводу самое обиженное и недоумевающее лицо, чем вызвал у женщины новый приступ смеха.
Пока попытки подняться с трудом, но продвигались, я успел заметить, что нахожусь в каюте скорее всего большой яхты, одежда моя стопочкой лежит на стуле рядом с кроватью, а на мне камуфляжные штаны и черная майка. Когда ноги решили исправиться и начать выполнять свои прямые обязанности по поддержанию хозяина в вертикальном положении, японка жестом пригласила меня к столу, где ждал нехитрый завтрак (обед? ужин?!) из бутербродов и чая. Живот предательски заурчал, но я решительно мотнул головой и спросил:
— Где Маня?
Женщина удивленно взглянула на меня и, разведя руками, сказала что-то на своем языке. В ответ я показал оставленные ремнем черные синяки на запястье и четко повторил свой вопрос. Она улыбнулась, поднялась (оказалась почти на голову ниже меня) и повела за собой из каюты. Мы поднялись на палубу.
— Манька!..
Та спрыгнула с носа яхты и, в три диких прыжка очутившись рядом, крепко обняла. Мне пришлось опереться на стену, чтобы устоять на ногах. Стойкая девчонка. Я еле стою, а она уже прыгает вовсю.
— Ох, Ирдес, ну и напугал же ты меня!..
— Я тебя?! Это ты меня чуть в гроб не загнала!..
— От тебя дождешься, как же… Не пугай меня так больше. Я думала, ты не проснешься.
— А я знал, что ты выживешь. И я рад тебя видеть.
Спасибо тебе, великое Небо, что даже на земле и в воде ты живешь в моей душе. Спасибо, что помогло мне не потерять это белобрысое, снова сияющее слегка ехидной улыбкой, совершенно сумасшедшее создание, без которого жить мне было бы очень хреново! Так хреново, что практически несовместимо с жизнью.
