Юлиана Суренова - Дорогой сновидений
Мати ничего не сказала, лишь вздохнула.
Атену даже показалось, что девочка не слышит его слов, думая о чем-то своем. Но затем она все же откинулась назад, на подушки, с головой накрылась одеялами, словно прячась под ними.
Караванщик качнул головой. Его брови сошлись на переносице. Ему совсем не нравилось это изменчивое настроение дочки. От ее вопросов веяло чем-то…
Странно, но в этот миг, находясь в своей собственной повозке под защитой каравана и его божественного покровителя, он ощутил вдруг столь сильное трепещущее чувство близости опасности, которое не рождало в его душе даже мертвящее дыхание города госпожи Кигаль.
"Как бы чего не случилось, — внимательно оглядывая все вокруг, думал он. — Ох, не нравится мне это!" — все же, усталость заставила его лечь на толстые покрывала в ближней части повозки.
Хозяин каравана задремал, уносясь в сладкий, безмятежный сон, который заставил его забыть о беспокойстве, близости опасности, заполняя собой то место, которое еще совсем недавно было занято страхом…
Весь следующий день Мати вела себя как обычно. И время от времени искоса посматривавшая на нее волчица решила, что девочка забыла о давешнем разговоре. Однако, оставалось что-то, вносившее беспокойство в дух снежной охотницы, заставляя петлять по снегу. Ее сердце раздирали сомнения: Шуши никак не могла решить, как же ей поступить.
Промаявшись до самого вечера, когда солнце склонило голову к покрову снежной пустыни, полня окружающий мир красным закатным сиянием, волчица несмело приблизилась к брату, который шел впереди дозорных, оглядывая все вокруг настороженным взглядом.
Какое-то время она бежала чуть позади него, затем робко окликнула:
"Хан…"
"Что? — тот на миг обернулся, недовольно глянул на сестру. — Не мешай мне. Возвращайся в повозку. Твое место рядом с маленькой хозяйкой".
"Я хотела поговорить о ней".
Волк насторожился, замедлил бег, дожидаясь, пока сестра нагонит его, побежит рядом. Он внимательно принюхался к ней, ища среди множества обычных запахов тот, который указывал бы на близость беды.
"С ней что-то не так?"
"Она хочет пойти на охоту".
"Таково мое желание, твое желание, ибо мы — из племени охотников. Но с чего бы это оно тронуло ее сердце? И как такая мысль вообще могла забрести в ее голову?" — не спуская с волчицы пристального взгляда внимательных рыжих глаз, спросил он.
"Это я виновата, — та поджала хвост, тихо поскуливая. — Мне захотелось поделиться своей мечтой…"
"Ты могла сказать мне", — в его голосе было осуждение, нос недовольно наморщился, губы раздулись, обнажая длинные острые клыки.
"Зачем? Что бы ты сделал?"
"Как будто сама не знаешь! — Хан огрызнулся. Его глаза сверкнули недобрыми красными огоньками. — Я поступил бы так, как обычно — сказал хозяину. И той же ночью мы бы носились в снегах, как делали уже не раз. Ведь ты мечтаешь не о первой охоте, а всего лишь об еще одной в бесконечно долгой череде. Зачем было говорить об этом с девочкой, тем более, когда скрываешь от нее, чем занимаешься в то время, когда она спит?"
"Есть вещи, о которых другим незачем знать, — волчица недовольно мотнула головой: разговор пошел совсем не той тропой, как ей хотелось. — В конце концов, у нас обеих есть право на собственную жизнь. Я — не рабыня, а подруга!"
"Она откровенна с тобой. Почему же ты ведешь себя как неблагодарная крыса?"
"Я… Вот я и собиралась рассказать! Только так, чтобы она прежде все увидела собственными глазами, поняла, каково это — охотится!"
"А тебе не приходило в голову, что хозяин осознанно никогда не звал ее вместе с нами? И дело не только в том, что ночью дети должны спать, а не бродить по снегам, словно тени? Может быть, он не хотел, чтобы она услышала крик беспомощной жертвы, увидела ее молящие о пощаде глаза за миг перед смертью в твоей пасти!"
"Такова жизнь: ради того, чтобы один продолжал путь, другой должен умереть, отдавая свои силы и плоть. Девочка знает об этом. Она ведь тоже ест мясо".
"Конечно. Но видела ли она хоть раз, как забивают животное, как его еще теплую плоть рвут на части? Я уверен, что нет. В ее мыслях пища и живые существа — не одно и то же".
"Это глупо: беречь ребенка от знания, которое ему все равно рано или поздно станет известно! Нас вон с младенчества готовят к тому, кем нам предстоит стать, ведь иначе, не имея навыков, ограничиваясь лишь памятью, мы никогда не смогли бы по-настоящему повзрослеть".
"Она — не щенок нашего племени! — напомнил волк Шуллат, которая, казалось, всякий раз забывала об этом, когда ей того хотелось. — И тебе не следовало говорить с девочкой об охоте, особенно если на деле ты и не собиралась брать ее с собой!"
"Нет, почему же, я как раз хотела, чтобы она пошла с нами!" — начала она упрямо, но Хан прервал ее, зло огрызнувшись:
"Нет, не хочешь!"
"И как это, интересно, ты можешь знать лучше меня самой, что мне нужно и чего я хочу?"
"Могу! — зло огрызнулся волк. — Все, чего ты хотела, это чтобы она обратила на тебя внимание, занялась тобой. Ты хотела, чтобы она восхищалась тобой — какая ты сильная, смелая и ловкая. И еще — чтобы она увидела, от чего ты ради нее отказываешься. И была тебе благодарна…"
"Все совсем не так!»
"Разве? А почему тогда у тебя такой взгляд, словно ты своровала олений бок?»
"Ну… Совсем не так, не совсем так… Да, я чувству себя немного виноватой… Сама не знаю, в чем. Но это вовсе не означает, что я действительно в чем-то провинилась, просто…"
"Ты эгоистка. Мне стыдно, что ты — моя сестра", — и, отвернувшись, волк затрусил вперед.
"Постой! Я хотела спросить: что мне делать? Вести ее в снега, или…"
"Ты запутала следы, тебе их и распутывать", — он убежал, оставив сестру стоять, переступая с лапы на лапу, поскуливая толи от холода, а толи от обиды.
"Ну и ладно. Не больно-то хотелось! — когда обида, заполнив собой все ее сердце, вытеснила из него остальные чувства, волчица повернулась и, недовольно ворча себе под нос, побежала назад, к повозке Мати. — Я и сама справлюсь!"
Девочка ждала ее. Воровато оглядевшись вокруг, видя, что рядом с повозкой слишком много чужих глаз и ушей, она поманила подругу внутрь, где, подтянув к себе морду волчицы, зашептала:
— Ну, как, мы идем?
"Куда?" — проворчала Шуллат, еще не успев отойти от разговора с братом.
— На охоту! — ее глаза горели ожиданием и нетерпением.
"На охоту…" — повторила та, подтянула к морде переднюю лапу, начав ее старательно зализывать, будто та была поранена.
— Если хочешь, возьмем с собой Хана и…
"Нет! — поспешно прервала подругу Шуши. — Мы пойдем вдвоем. Так нам никто не будет мешать, тянуть в разные стороны, и вообще… Ты готова?»
