Дмитрий Таланов - Локумтен
Подойдя к гроту, Габриэль поморщилась:
— Фу-у!
— Что такое? — спросил ее Филь.
— Как тут воняет! Словно гнилыми объедками…
Девочка в нерешительности остановилась, но Филь бестрепетно шагнул в полумрак. В гроте в самом деле пованивало, но не так, чтобы кривить нос. Габриэль придержала его за руку.
— Не ходи дальше!
— Чего это ради? — возмутился он.
Девочка глянула на него в затруднении.
— Говорю, тебе туда не надо! Ты не поймешь.
— Ну, это мне решать!
— Филь, погоди!
Не обращая на нее внимания, он поспешил вперед, девочка — за ним. Однако, когда они достигли середины пещеры, из ее темного угла раздалось приглушенное рычание. От страха Филь замер на месте.
— Что это? — прошептал он чуть дыша.
На него смотрели два красных глаза. Глаза принадлежали больной лисе. С трудом держа голову, она тряслась, словно готова была издохнуть в любой момент.
— Ну во-от... — Габриэль скривилась. — Как я и говорила! Ты что, лис не видал? Она не убежала от тумана, и теперь умрет!
Поняв, что Габриэль ничуть не испугалась, Филь тоже постарался взять себя в руки.
— Лиса умрет, потому что не убежала от тумана? — проговорил он недоверчиво.
Габриэль сразу подкинулась:
— Ты еще поспорь, ты ничего не понимаешь! Мама запретила тебе говорить, она хочет сама рассказать и теперь мне попадет. Это не лиса, это мелюнга!
Лиса-мелюнга сделала движение, будто ее сейчас вырвет. Филь тряхнул головой, думая, что ему кажется — зубов в пасти животного было в два раза больше обычного. И часть из них шевелилась!
Животное взвизгнуло и заскребло лапами, будто готовясь к прыжку. Затем непостижимым образом оно вдруг оказалась у них за спиной. Филь покрылся испариной — из раззявленной пасти на них лезло что-то скользкое, со своей пастью и ногами.
Филь цапнул Габриэль за руку. Девочка дернулась:
— Да она ничего не сделает!
Филь ее не отпустил. «Лиса, может, не сделает, а эта тварь сделает!» — подумал он, и оглянулся. Дорога на другую сторону грота была свободна. Филь хотел сказать Габриэль об этом, но не смог разжать зубы — он лишь выбил ими длинную дробь. Покрепче сжав руку девочки, он потянул ее за собой.
— Филь, ты двинулся! — воскликнула она возмущенно. — Ты накличешь беду! Ой, какой ты дурень! — сопротивляясь, орала ему Габриэль. — А-а! — завизжала она под конец.
Она сумела вырваться только когда они уже падали в море. Вынырнув, Филь увидел ее, распластавшуюся на воде. Он догадался, что неудачный удар о воду вышиб из нее дух. Не успев испугаться, мальчик вспомнил, что в последний момент заметил несшуюся к ним по глади бухты шлюпку — спасение было рядом.
В самом деле, на них тут же надвинулся деревянный борт, и чьи-то руки втащили Габриэль в шлюпку. Филь услышал, как она там отрывисто кашляет. Затем другая рука сгребла мальчика за шиворот и выдернула его из воды. А потом, не успел Филь обрадоваться, ему влепили оглушительную затрещину.
***
— Ему десять лет, значит, пять плетей! — проговорив это, г-жа Фе скрылась в замке.
В заполонившей двор толпе охнули. Вывернув голову, Филь заметил Ирения с кнутом в руке. Сам он стоял, привязанный за руки к кольцу в крепостной стене.
Мальчик потеряно огляделся — кроме Руфины и поварихи Момо, все смотрели на него сурово. Еще в шлюпке он пытался объяснить, что случилось, но у него ничего не вышло. Слова звучали в его голове, но не доходили до языка. Он так и не смог произнести ни слова, беспомощно мыча всю дорогу.
Габриэль во дворе не было. После того, как ее внесли в замок, Филь ее не видел. Всё, что он видел сейчас, это стену перед собой да людей, которые не испытывали к нему сочувствия.
Ирений размахнулся, Филь крепко зажмурился. Затем к спине его будто прижали раскаленную кочергу. Но тут двери в замок распахнулись, и Габриэль птицей слетела с крыльца.
— Он меня спасал, он меня спасал! — закричала она. — Он глупый, он ничегошеньки не знает, он тут всего месяц живет!
Следом за ней на ступенях появилась г-жа Фе. Габриэль метнулась обратно.
— Ты, это ты виновата! Отчего ты запрещала говорить ему про демонов?!
Хозяйка жестом остановила кузнеца, изготовившегося ко второму удару.
— Я хотела посмотреть, как он станет реагировать, но не находила удобного времени, — сказала она невозмутимо. — Тебя спасал? Хорошо. Руфина, займись этим спасителем, будем считать его достаточно наказанным. Ирений! — позвала она. — Ты мне нужен…
Из кухни во двор то и дело сновали работники. Чтобы им не мешать, Филь стоял на скамье в углу кухни перед Руфиной, которая мазала ему спину жгучей мазью и приговаривала:
— Не стоило тебе толкать Габриэль, прыгни она сама — и ничего бы не было. Вы же чудом не угодили на валуны! Мелюнги он испугался, дурачок! Думаешь, почему у нас нет скотного двора, а мясо сюда возят с самого Бассана? Потому и нет. Любят они скотину бессловесную, твари эти!
Когда кухня на время опустела, Руфина зашептала скороговоркой:
— Плохое здесь для тебя место, удирать тебе надо! Я видела во сне, плохо тебе будет, если только.… Да куда там, для этого тут надо родиться, а ты чужак. Пять лет — крайний срок, когда дитя способно вобрать в себя наши порядки, а тебе десять. Мать хотела вышвырнуть тебя вон, когда поняла, откуда ты. Не сердись на нее! У нас есть легенда, что тот, кто ступит на этот берег после лютого шторма, рожденный под Плеядами сын моряка и каледонской ведьмы, принесет с собой многие беды...
Потеряв всякое терпение, Филь воскликнул, дернув больным плечом:
— Моя мать не ведьма, она родом из Эндоры, а мой отец совсем не моряк!
Легенда у них, скривился он. Хотели, чтобы ему влетело, так ему влетело, зачем еще ахинею нести? Вот он угодил в переделку! Филь засопел, пытаясь остановить слезы, навернувшиеся от болючей мази, а только этого ему сейчас не хватало.
— А кто ты по крови? — спросила его Руфина.
— Аскеман, — прошипел Филь сквозь зубы, снова дернув плечом. — Мы живем в Неаполе.
Руфина качнула головой.
— Ой, плохо! Аскеманов считают за чуму и божью кару, нехорошая кровь. Кое-кто даже думает, что наши сердары с ними в родстве. Как звали твоих отца и мать? — опять спросила Руфина.
— Буи и Мата Темпе, — высвобождаясь, буркнул Филь. — Это у вас черти сидят в скалах, у нас такого нет!
Натянув рубаху, Филь спрыгнул со скамьи и рванул к выходу, но угодил головой в брюхо главного повара, только что вошедшего в кухню. Придержав мальчика за воротник, тот сказал:
— Руфи, твоя мать требует сорванца к себе, а тебе пора собираться в дорогу. Почтовые ждать не станут.
