Наталья Игнатова - Причастие мёртвых
— Лэа, — он подошел к жене, поцеловал ее в щеку, — это Заноза, он вампир, новичок на Тарвуде. Эрте попросил меня его встретить.
Лэа фыркнула и тряхнула головой.
— Что тут смешного? Не ври, что не смеешься! Между прочим, если бы ты побольше рассказывал мне о своих делах с господином Эрте, я бы… ладно. Привет, Заноза, — бросила она, — приятно познакомиться, я Лэа. А ты чего мне поклонился? Перепутал с кем-то?
Упырь озадаченно нахмурился. Мартин очень, очень старался не смеяться. Перепады настроения любимой жены были еще одной гранью ее невероятной и опасной красоты. Привыкай, Заноза, привыкай. Ты ведь тут задержишься, тебе с Лэа часто придется дело иметь.
— Я так привык, — ответил Заноза задумчиво, как будто осмыслял собственное поведение, — леди входит, нужно встать и поклониться. Вы — леди.
— Что, правда? — Лэа хмыкнула.
— Вы живете в самом дорогом районе города, ваш офис занимает целый дом в Даунтауне, вы замужем за демоном, который накоротке знаком с правительницей Тарвуда, и вы можете себе позволить обругать совершенно незнакомого человека, — перечислил Заноза, не моргнув глазом, — настоящая леди. Еще вы очень красивая, — добавил он неожиданно, — а это самый верный признак.
— Ну, если самый верный, тогда зашибись! — Лэа широко улыбнулась. — Только давай на «ты». Тебе религия позволяет с настоящими леди на «ты» разговаривать? Мартин, так он вампир? И только что из портала? Он голодный, наверное. Ты же его не накормил, это к гадалке не ходи, сразу прогрузил за дела. А он сейчас совсем оголодает и на нас накинется. Заноза, сиди здесь, никуда не уходи!
Она развернулась и вылетела из кабинета, только дверь хлопнула.
— Это Лэа, — сказал Мартин.
— Ага… — Заноза кивнул, — я понял. Офигеть!
Он сто шестнадцать лет не видел своего отражения в зеркале, но знал, как выглядит: под рукой всегда была парочка хороших художников, которые при необходимости за каких-нибудь полчаса могли нарисовать его портрет с фотографической точностью. Синеглазая блондинка Лэа походила на него так сильно, что сходство почти зачаровывало. Такая красивая! И такая же резкая. Хорошо, что арбалет у нее был не заряжен. Заноза знал себя — он стрелял, не задумываясь — и у него пока не было повода полагать, будто Лэа поступает иначе.
Очень красивая женщина. Непонятно только: завидовать Мартину или сочувствовать.
Его дайн, его талант или дар, приобретенный после смерти, требовал очень любить себя. Не больше всех на свете — эгоизм был не обязателен, хоть и не мешал — а просто любить, гордиться собой, быть уверенным в своей неотразимости. Одним этим дайном возможности не ограничивались, но все же именно он был основным. И именно о нем знали лишь самые близкие. Остальное Заноза держал на виду: скверный характер, манеру сначала стрелять, потом смотреть — в кого, и даже не задумываться, а надо ли было стрелять-то, жестокость, безжалостность, равнодушие к чужой смерти — вот он весь, Уильям Сплиттер, Белый Пес Турка. О том, каков его настоящий талант, только Турок и знал. Ну, еще Лайза, но Лайза это совсем другое дело. Ее знания и ее фантазии были так перемешаны, что не только она не отличала одного от другого, но и Заноза не всегда мог разобраться, что в мире сестры настоящее, а что — плод ее больного разума.
Лэа была похожа на него. По крайней мере, внешне. Увидеть ее оказалось так же опасно, как Нарциссу увидеть свое отражение. Оторваться невозможно. Изменить что-то нельзя. Остается только смотреть и напоминать себе, что смотришь на себя, любуешься собой, влюбляешься в себя. В себя, а не в эту совершенно незнакомую девочку.
Ну да, не вопрос, это довольно странный дайн, но что у вампиров не странно?
Лэа вернулась через минуту. Прищурившись, осмотрела их, сидящих по разные стороны стола, непонятно сказала Мартину:
— Ты даже не думай, убью обоих.
И тут же совершенно другим тоном сообщила Занозе:
— Я отправила курьера за кровью. Тут близко, через Ларенхейд на юг, мимо рынка — и уже таверна. Мартин тебе показывал? Там всегда можно свежую кровь купить. Человеческую. Не спрашивай, зачем ее продают. Для извращенцев из Порта. Мартин, ты о нем хоть что-нибудь знаешь, кроме того, что господин Эрте велел его встретить?
— Сейчас и узнаем, — откликнулся Мартин.
Он выложил на стол пластиковый прямоугольник размером чуть больше двух кредиток, потыкал в него ногтем и над столешницей появилось изображение. С виду нормальный десктоп, даже с обоями. Трехмерный только. На обоях, опять же, Лэа. Улыбается. Улыбка у нее очень искренняя, это Заноза заметил сразу, еще когда Лэа предложила перейти на «ты». Вот в чем они не похожи: у Лэа не может быть камней за пазухой. У нее, возможно, полон рот ядовитых колючек, но они сразу прилетают в того, кто не пришелся ей по душе. Улыбаться, чтобы потом подкрасться сзади и вбить нож в сердце, Лэа не станет. Ей в голову такое не придет.
Говорить себе о том, что делает слишком уверенные выводы для шаткого основания из двух улыбок, настоящей и сфотографированной, Заноза не стал. Очевидные истины надо оглашать не себе, а другим, других это бесит.
Как-то не вязались «замок» и «стража» с мартиновским компьютером, трехмерной проекцией вместо монитора. А компьютер, стража и замок не вязались с кровью, которая продается в местной гостинице. Впрочем, компьютер это хорошо, это просто прекрасно. Даже не надо заставлять себя думать про позитив — любопытство вытеснило большинство других эмоций.
— Английский, да? — уточнил Мартин. — Вот смотри, ты такой язык понимаешь?
На экране появился список вопросов. Мартин смотрел на него со своей стороны, Заноза — со своей, Лэа заглянула сбоку, и, похоже, каждый видел текст в нормальном изображении, написанным слева направо на непрозрачном фоне. Интересно как!
— Такой язык понимаю, — Заноза кивнул. — Анкета рекрута?
— Типа того. Здесь все по порядку, все вопросы, которые я тебе задавать пытался, — Мартин вытянул из лежащей на столе основы тонкое стило. — В Москве это называется кибердек, вот это все устройство. Как у тебя в мире, не знаю, может, «компьютер». Мы с Лэа к «кибердеку» привыкли. Смотри, стилом можно писать, а еще, если эту кнопку под указательным пальцем держать нажатой, можно менять положение экрана. Видишь? — Он надавил на верхний край проекции, и та перевернулась параллельно столешнице. Мартин ткнул стилом в центр, и проекция просто упала на стол, стала выглядеть как лист обычной бумаги. — Еще много чего делать можно, но тебе пока только писать надо. На, держи, — он протянул стило Занозе. И хмыкнул:
— А ты левша, да?
