Марина Дяченко - Корни камня
Вошел Барракуда. Ивар зажмурился и вжался в стену; палач вызвал подкрепление.
- Посмотри на него, - тихо сказала женщина.
Ивар слышал, как Барракуда наклонился над ним - но только крепче зажмурил мокрые глаза.
- Истерика, - объяснила женщина напряженным, каким-то некстати веселым голосом. - Нервный, чрезмерно избалованный ребенок, воспаленное воображение... Он может такое нафантазировать... Со старшим не было таких проблем. Вообще никаких... А с этим...
Койка под Иваром скрипнула - Барракуда присел на край:
- Ты привила его?
- Нет. Он мне чуть глаза не выцарапал.
Ивара все еще колотило, и, до крови кусая губы, он не мог унять эту дрожь.
- Ты можешь отказаться от прививок? - со вздохом поинтересовался Барракуда. У Ивара все замерло внутри.
Женщина помолчала. Пробормотала сквозь зубы:
- Ты тоже немножко истерик... Или Онова устроит при обмене... без- жизненное тело его сына?
Барракуда присвистнул:
- А, мальчик? Как по-твоему?
Лучше смерть, безнадежно подумал Ивар. И всхлипнул - длинно, пре- рывисто.
- Печально видеть наследного принца в столь жалком положении, - заметил Барракуда сквозь зубы. - Не так давно я лицезрел в этой комнате и надменные взгляды, и великолепный гнев, и блистательное презрение... Что же теперь, а?
Ивар ненавидел Барракуду. Ненависть и остатки гордости заставили его разлепить ресницы и взглянуть мучителю прямо в лицо; выпуклые, как линзы, глаза Барракуды были, против ожидания, абсолютно бесстрастны:
- А почему, собственно, тебе так не нравится работа Ванины? Что ты имеешь против безобидной прививки, а?
Небрежно, будто невзначай, он взял из рук женщины снабженное иглой орудие; мутно блеснула белесая металлическая поверхность. Ивар с трудом заставил себя смотреть, не зажмуриваясь; с видом любознательного иссле- дователя Барракуда переводил взгляд с мальчика на шприц и обратно.
- Наши предки, - заметил он негромко, - содержали юношей в стро- гости. "Слезы мужчины, - говорили они, - приводят к бесплодию женщин... Врагам тигарда милее зреть слезы его, нежели кровь... Сокроем же слезы наши, прольем лучше кровь нашу..." Да? - он обернулся к обомлевшему Ивару.
- Этот мальчик - не наш мальчик, - заметила женщина устало. Ивару померещилась в этой усталости нотка презрения; он через силу поднял подбородок.
Барракуда снова вздохнул и, протянув женщине шприц, расстегнул манжет рубашки:
- Впрысни мне чего-нибудь, Ванина... Стимулятор какой-нибудь бод- рящий, чтоб на дольше хватало...
Он встретился с женщиной взглядом - и Ивар увидел, как лицо ее, аскетическое, обтянутое желтоватой кожей лицо вдруг вспыхнуло, залилось мучительной краской, потемнели бесцветные глаза, приоткрылись тонкие губы:
- Ты... Куда в тебя еще стимулятор, бесстыдник?!
Ивар не верил своим глазам - железная женщина смутилась, как ребе- нок. Нервные пальцы выкинули из шприца ампулу, предназначенную Ивару, быстро вставили другую - все это время она не поднимала на Барракуду глаз, и прядь, выбившаяся из тугого сплетения, упала ей на лоб, и от этого жестокое лицо ее внезапно сделалось почти что милым...
- Ну вот, Ивар, - вполголоса говорил Барракуда, - придется мне пострадать из-за тебя... Пусть она меня мучает, эта женщина, иголкой меня колет, кровь из меня тянет, это ужасно, это мучительно, это нестерпимо... Ты готова?
Она молча кивнула и быстро клюнула шприцем в его темную, покрытую сетью сухожилий руку. Взглянула на мальчика:
- Уже все.
- Слишком быстро, - сморщился Барракуда. - Нету должного воспита- тельного эффекта. Да? - последний вопрос, конечно, к Ивару.
- Вранье, - сказал тот хрипло. - Вы даже не касались...
Женщина пожала плечами и вытащила из недр шприца пустую ампулу.
- Что это было, доктор? - спросил Барракуда вкрадчиво.
Она снова покраснела - Ивар не понимал, почему.
...Он почти не почувствовал боли - прикосновение резинового нако- нечника, скрывающего иглу, мгновение - и все.
- Ради этого стоило дергать меня, Ванина? - спросил Барракуда те- перь уже сухо.
Она не ответила, низко опустив голову и укладывая инструменты в свою черную, зловещего вида сумку.
...Переходы и лестницы. Бесконечные переходы и лестницы, чадящие факелы, веером лежащие ступени... Лабиринт, нету окон, нету выхода, не- ту ни верха, ни низа...
Мама!..
Прохладная рука на его щеке:
- Я здесь, воробей. Что ты, не плачь...
"Мама, мне снилось, что ты умерла".
- Не плачь, воробей. Пойдем, посчитаем звездочки...
Блаженство.
Он - в невесомости. Он - в теплом космосе, темном, с красными пульсирующими сосудами; он плавает внутри бесконечно дорогого и надеж- ного, и совсем рядом стучит, отбивая ритм, огромное живое сердце.
- Мама!..
Темнота.
Он открыл глаза.
Пусто.
Как когда-то говорил добрый дяденька, детский психотерапевт: "Нау- чись понимать..."
"Научись понимать, что мамы больше нет... Нигде, кроме твоих воспоминаний..."
"Ты большой мальчик, пойми..."
"Ты большой мальчик..."
"Ты большой..."
"Ты..."
Он сделал усилие - и сел на койке. Отец... Скоро они выйдут на связь. Скоро все кончится. Потерпи, Ивар. Отец у тебя еще остался. Отец заберет тебя отсюда. Уже скоро - час, может быть, полтора...
Он вспомнил - был какой-то праздник, фейерверк... Плавали цветные рыбы под высоким куполом площади, летали светящиеся спирали серпантина, кого-то награждали какими-то орденами... Отца, как всегда, окружало множество людей еще бы, ведь на нем был парадный мундир с мерцающими нашивками, черный с синим, тот самый, в котором Ивару только однажды разрешили постоять перед зеркалом... Золотая Командорская цепь ловила гранями цветные огни, и цветные огни отражались в темных, окруженных мелкими морщинками глазах, и что-то говорили улыбающиеся губы... А пло- щадь под куполом бурлила цветным варевом, и оттого, что вокруг так мно- го людей, Ивару стало бесконечно одиноко. Вслед за одиночеством пришла тоска - он снова вспомнил маму и заплакал.
И отец, отделенный от сына стеной спин и шумом голосов, услышал его плач среди ревущей музыки, среди топота ног, среди окриков и выкри- ков. Небрежно отстранен был какой-то важный сановник; спины расступи- лись, голоса примолкли, отец потянулся навстречу Ивару - и вот уже сын ткнулся лицом в парадный мундир, и золотая Командорская цепь приятно холодит мокрую щеку, и - абсолютное счастье, безопасность, покой...
Покуда жив отец, Ивар всегда будет в безопасности. Только бы не обманул Барракуда, только бы связь...
Дверь откатилась, пропуская большеротого Иварова знакомца. За спи- ной у него, переминаясь с ноги на ногу, растерянно улыбался Саня.
