Наталия Некрасова - Повесть о последнем кранки
VIII. ЭМРЭН
Мне в тот год исполнилось двадцать. Я не была ан краннэ, потому могла сама выбирать себе мужчину. Но я пока никого не хотела. Я больше думала о делах моего брата. У нас вообще родство очень высоко ставится, не то, что у людей, и только любовь считается выше. А я не любила никого. Честно говоря, и не хотела. Я не хотела ничего из добычи Фэгрэна. (Приписка: Смотри легенду о Фэгрэне — то, что он потребовал у богов и получил, называется добычей Фэгрэна.) Мне были эти дары скучны. Мой наставник говорил, что во мне возродилась кипящая кровь героев. Но героям нужны геройские времена, а наши времена кислы, как свернувшееся молоко. И героям сейчас судьба — сгореть от своего огня, ибо они не нужны. Потому, когда мой брат поделился со мной своими мыслями о судьбе нашего народа, я ощутила, как моя кипящая кровь подступила к горлу и обожгла мне грудь. Я сказала — я с тобой. Мой брат на четырнадцать лет меня старше. Когда я только родилась, он уже год как был этелрину и четыре года носил на плечах татуированные знаки рода — соколов. Мать умерла родами, когда мне было три года. Отец умер спустя пять лет. Брат стал мне отцом и матерью. Я готова была идти за ним, как когда-то шли за Фэгрэном его восемь спутников. Тогда-то я вдруг осознала, что один из них был наш предок, Эмрайт-Эрна, младший брат Фэгрэна, тот, что погиб последним. Нет, конечно, я знала все это и раньше, но мне все это казалось каким-то далеким, ненастоящим… А теперь все стало вдруг настоящим…
Я скажу не скрывая — мне очень понравился новый слуга брата, тот юноша, что спас ему жизнь. Он был дерзок. У него было достоинство, которым он не поступался ни ради чего, ни перед кем. И еще он был хорош собой. Статный, русоволосый, с темными слегка сдвинутыми бровями и длинными ресницами над светло-карими глазами. Упрям и насмешлив. Он нравился мне, но он обо мне не думал, и я решила, что анкрайи не для нас. Повздыхала, да и зажала свою рану. Ранку пока еще. Ну и ладно.
IX. ИМНА-ШОЛЛЬ-ЛУНН
… Когда село солнце, они высыпали из домов. Все, кроме детей младше десяти. Я знал, что никто из тех, кому меньше шестнадцати, не уйдут сегодня. Они не смогут. Ночь была чудесна. Экелин догоняла Намиалин. А кранки, все в нарядных платьях, в драгоценных уборах, благоухающие изумительными ароматами, выходили из домов и шли в поля, леса, к рекам и озерам. Они смеялись. Мне это смех казался странным — чрезмерно громким и веселым. Лица их тоже были странными — они словно смотрели сквозь все, что вокруг. Рассеянный взгляд, странная полуулыбка, какая-то возбужденность в движениях, в речи, в смехе… Я мог бы подумать, что они все одурманены, если бы не знал, что это не так. Просто был Имна-Шолль-лунн. Я шел вместе с ними. Меня не прогоняли, просто изредка я ловил на себе жалостливо-презрительные взгляды… Вот настал час — откуда-то донеслись глухие мерные звуки барабанов, отбивающих медленный ритм, древний, жуткий, притягательный… Это захватило и меня. И я, как прочие, начал покачиваться в этом ритме, похожем на волну, глядя на то, как Экелин медленно наползает на иссиня-белый круг Намиалин, и они становятся похожи на око кранки в ночи. Все убыстряясь, звучали барабаны, и к их голосам стали присоединяться голоса кранки — сначала шепот, потом все громче и громче — "Имна-Шолль… Имна-Шолль… Имна-Шолль… Ай-и-и-и-хх" — от шепота почти до крика, резко спадая вниз полустоном — Ай-и-и-и… Призыв, молитва, страх, желание, тоска… Я чувствовал, что здесь, вокруг есть еще что-то кроме того, что я видел, я хотел это увидеть — мучительно, как во сне, когда стоишь перед дверью, даже чуть приоткрываешь ее, но не в силах открыть до конца, тебе туда нужно войти, смертельно необходимо, но не можешь и просыпаешься в слезах, чувствуя, что потерял что-то. Или безвозвратно отняли.
Имна-Шолль… Имна-Шолль… Имна-Шолль… Айи-и-и-ихх…
Сердце мое колотилось где-то в горле. Я слышал откуда-то из не отсюда голоса, чужие запахи, чуть ли не прикосновения… Я видел, как раскинув руки кранки шагали куда-то вперед и словно растворялись в свете Ока Кранки. И я бросился за ними, раскинув руки, я страстно хотел туда… Я упал вниз, покатился по склону и потерял сознание…
X. ОБРЫВКИ
Ветер несет горе
Ветер пропах гарью,
Ветер пропах кровью,
В горле моем — горечь.
В горсти — комок праха,
Кудри мои — пепел,
В алой крови заката
Крылья купает ворон.
Горько бремя героев
Благо богов — забвенье,
Я же клеймен ныне
Алою кровью брата
Путь ушедших неведом
Ворон парит в небе
Я приму эту битву
Это — моя плата
Ворон, богов посланник,
Ворон, вожак мертвых,
Ворон, собрат волка,
Ворон, знамя героев
Я пойду за тобою,
В край, где пируют боги,
В бешеном вихре боя,
С песней вольного волка…
Плач Фэгрэна над братом,
из "Малой Книги деяний героев"
…И он остался один. Великое горе терзало его, порождая великую жажду мести. Он воскликнул, потрясая мечом:
— Мои спутники все пали, верные клятве! Мой брат украден вами, Лишенные Смерти! Но я жив и я иду!
И пошел он по ступеням Неба, туда, где высился на ледяной вершине Лазурный Замок богов. Кровь оставалась на ступенях, там, где он ступал. И, говорят, Инен Рождающая в своей любви ко всему, что рождено, обратила его кровь в цветок инет-унэ (рожденный кровью), что растет только на высоких горных лугах. Но когда он достигнул Первых Врат, перед ним встал воин, и лицо его было лицом Эмрайт-Эрна. Фэгрэн бросился к нему, но тот протянул руку и остановил его. И боль была в глазах его.
— Отступи, брат, — тихо молвил он. — Ты избрал не тот путь. Я был в Кругу Богов и видел то, что принесет твоя победа. Не ходи этим путем, брат.
— Не отступлю! — воскликнул Фэгрэн. — Я потерял слишком много и слишком многих. Я дал Клятву, как и ты! Я не отступлю! Не ради себя иду — ради людей!
— Отступи, брат, — повторил Эмрайт-Эрна, еще тише и еще горше. — Отступи, или я буду биться с тобой. Не ради себя — ради людей.
— Нет! — воскликнул, пылая гневом Фэгрэн. — Бейся со мной, клятвопреступник!
И страшен был бой братьев на лазурных ступенях у Первых Врат, и кровь из текла ручьями, мешаясь и превращаясь в цветы унэрайэ (две крови), у которых на одном стебле цветы алые и черные. Вот отчего родились они. И вот — Фэгрэн вонзил свой меч Рашта в грудь брата и закричал от душевной муки, когда Эмрайт-Эрна закричал от боли, и стал плакать и рвать волосы и терзать свое и без того истерзанное тело, и лицо. Но Эмрайт-Эрна был мертв. И тогда Фэгрэн пошел с ярым гневом в сердце в Лазурный Замок, сквозь Первые Врата, и еще восемь Врат прошел он, но нигде больше никто не останавливал его. И вот вошел он и увидел богов на престолах их, и ждали они его. И тогда бросил он меч на лазурные ступени…
