Наталья Егорова - Сказ про Чудище-змеище, волхва, богатыря да мудрую девицу
Вскочил Гриша, побежал. А птаха останавливает:
– Погоди, молодец, до гномьих пещер скоро не доберешься. Вот тебе перышко ворона.
Взял Гриша перышко, ударился об сыру землю, оборотился вороном, взвился в небеса и полетел к гномьему царству. А малая птаха не отстает - дорогу показывает.
Вот и пещеры темные, тайные. Тут птаха и говорит:
– Торопишься, молодец? А того не подумал, как товарища своего расколдовывать будешь.
– Правда твоя, пичуга, не подумал. И заклятья-то я того не знаю, чтоб человека раскаменить...
Вспомнил тут Гриша, что ему дед наказывал. Будешь, мол, в беде, найди воду бегучую, тут я тебе и помогу. Смотрит - течет ручеек, по камешкам звенит. Склонился Гриша к ручью, сказал слово заветное, появился в глубине дедов лик.
– Что, Гринька, задал тебе гномий царь задачу?
– Задал, дед.
– А что ж ты товарища своего одного в путь отправил? Что с ним не пошел? Э, да сам вижу: дороги дальней не убоялся, с нечистью справился, а перед красной девкой и язык потерял. А как Алене соседской рассказывал про крокодилью охоту - так язык не отсыхал.
– Ну, дед...
– И Маруське Прасковьиной байки травил, как в облаках летал. И Марфе, купцовой дочке...
– Ну ты, дед, сравнил! То Алена или Маруська, или Марфа - им бы только семечки лузгать да гармошку слушать. А Татьяна...
– Гринька-Гринька, ты токо про дело-то не забывай. Слушай. Дам тебе рецепт воды живящей. Можно тою водой человека раскаменить, а можно разум ему вернуть. Память опять же воротить.
Рассказал дед Григорию, как живящую воду приготовить, а напоследок торопит:
– Ты, Гриша, поторапливайся. Темные дела у нас в Яснолесье творятся. Идет на нас войною Охримана, а в войске ее - наши ж богатыри: Аким-воин, да Кирилл-богатырь, да Лексей-волчья масть, да все прочие. Глаза у них оловянные, едут будто во сне, а силушки словно еще прибыло. Ведет то войско Аким-чародей, а сопомощником у него - царев советник Нилыч. Торопись, Григорий, не ровен час, полонят они землю нашу.
Опечалился Гриша, заторопился. Принялся он воду живящую готовить, а птаха возле вьется да и спрашивает:
– А что, молодец, вправду тебе Татьяна глянулась?
– Ох, глянулась, пичуга. Да только вот беда - как смотрю на нее - слова вымолвить не могу, дух от такой красоты захватывает. А уж мудра-то - не в пример нашим девкам. Я б с ней, кажется, всю бы жизнь проговорил, за весь бы век не налюбовался. Да только на что ей волхв простой сдался? Ей бы вон богатыря какого в пару.
– Много ты, молодец, в богатырях да волхвах понимаешь! Ты б у нее самой спросил.
– Спросил бы, да вишь, напасть какая приключилась...
Спустился Григорий в темные проходы, тайные подземелья. Пришел он в большую залу. Стоит в той зале трон из цельного рубина выточенный, а сидит в том троне гномий царь Сизая Борода - кривые ножки, нос картошкой, борода по полу волочится. Увидал он волхва, нос сморщил и говорит:
– Вот те на. Тыщу лет человек в наши края не заглядывал, а нынче человек сам пришел. Ну-ка, добрый молодец, сказывай, кто таков и зачем пожаловал.
– Звать меня Григорием-волхвом. А к тебе я, Сизая Борода, с претензией. Ты почто товарища моего обидел, в камень оборотил?
– Товарищ твой в честной борьбе свободу свою потерял, с силачом моим боролся за топор чудесный. Ежели хочешь, можешь тоже счастья попытать.
– С силачом, говоришь? Что ж, можно и с силачом, только окромя топора отдашь ты мне товарища моего, да проводишь нас к середке земли.
– Много ты хочешь, как я погляжу.
– Ну а ежели победит меня твой силач, забирай и меня, и мудрость мою.
– Такой залог мне по нраву, - согласился гномий царь и мигнул. Откуда ни возьмись, явился гномище: сам шире да толще дубовой бочки, руки ровно сучья, по самый нос бородой зарос. Стал он к Грише подступаться. Да только Гришу просто не возьмешь, ловок он да проворен, уворачивается от гномьих ручищ, сам ему подножку норовит поставить. Да только притомился добрый молодец, а гному ровно все нипочем. Ухватил он волхва поперек, сжал-сдавил так, что тот и вздохнуть толком не может. Радуется Сизая Борода, ручки потирает, ножками притопывает, бородой трясет: вот-вот заполучит он себе Григория навеки.
Оглянулся из последних сил волхв, смотрит: из самой земли вливаются в гномище-силача силы великие. Изловчился он, извернулся да и приподнял над землей гномище. Враз ослабел супротивник и ручищи его разжались, и сам он вроде меньше стал. Поборол его Гриша. Нахмурился гномий царь, бровями задергал, да делать нечего - уговор.
– Ну силен, молодец. Силен да умен. Будь по-твоему, дам я тебе и топор чудесный, и до середки земли провожу. А товарищ твой будет тебя тут дожидаться. - Да и давай гномам подмигивать да нашептывать.
Смекнул Григорий, что дело нечисто. Отломал он тайком от царева трона рубиновый завиток, да и раскрошил его в кармане в мелкую пыль. Принесли гномы топор черного железа, что в подземельях их тайных сработан был и ни разу света белого не видел. Повели Гришу по извилистым шахтам да проходам. А Гриша тайком пыль рубиновую на землю и сыплет. Где шагнет - там крупицу оставит. Сколь шли они - никому не ведомо, да только рубиновая пыль у молодца уж почти вся вышла, когда пришли они к середке земли. А в середке земли огонь горит, жарче которого и на свете нет. А к самому огню цепь волшебная прикована, что из лунного света, из болотной воды да из дыма пожарища скована. Размахнулся волхв чудесным топором, ударил по цепи, тут цепь и порвалась. Освободился Змеище, осталось только кольцо железное с шеи у него снять да звезду падучую на небо вернуть.
Оглянулся Григорий - а гномов-провожатых и след простыл: завели они его к середке земли да и бросили там на погибель. Только Грише все нипочем: сделал он факел, поджег его от огня негасимого. Загорелось пламя ярко-преярко - все закоулки осветило. Увидел волхв, как рубиновая пыль, им рассыпанная, на земле блестит, да по сверкающей тропке и пошел. Долго ли, коротко ли, вернулся он к гномьему царю Сизой Бороде и начал к нему с чудесным топором приступать:
– Твоя вина, гномье отродье, что меня в середке земли бросили, от свету белого спрятали!
Царь давай отпираться, а Григорий ему грозить. Видит Сизая Борода, что деваться некуда, и стал откупаться от молодца богатыми дарами. Да только ни злата, ни каменьев самоцветных Гриша брать не стал, а оживил богатыря Никиту да восвояси и отбыл.
Как подошли молодцы к опушке Лихоборья, Никита опять и говорит:
– Ты, Гриш, погоди-ка здесь. А то ко мне Татьяна-краса, видать, привыкла уже, а ты ей незнаком. Испугается еще...
Явился Никита к Татьяне, стал ей сказки сказывать: я, дескать, и такой, и сякой, с гномьим царем справился, цепь волшебную отковал...
