Марина Добрынина - Принц Эрик и прекрасная посудомойка
— Я — атаман Горко. Слыхал о таком?
Ноль реакции.
— А вот ты кто такой? Некая девушка сообщила нам, что ты — принц Эрик, сын короля Эрика.
Все вокруг весело заржали. Принц бросил в мою сторону испепеляющий взгляд и снова ничего не сказал.
— Скажи нам, добрый человек. Если ты — принц Эрик, мы тебя отпустим. Может быть. Если нет — продадим в рудники. Или, как посоветовала все та же милая девушка, в бордель, который посещают исключительно бабы.
Мужики снова заржали, поглядывая на меня, а я покраснела. Впрочем, принц тоже. Он опустил голову, а когда поднял, глаза его были холодны, и голос, хоть и охрипший, звучал твердо. Прямо по-королевски.
— Да, — сказал он, — я принц Эрик Гавар-и-Пенья. Наследник престола.
Я оглянулась. Никто уже не смеялся.
— И я приехал за своим имуществом.
Кивок в мою сторону.
— Вот за ней.
Ах, это я имущество?! Да не пошел бы он в… С другой стороны, человек упал с лошади, ударился головой. Опять-таки, судя по его словам, вызволять меня сюда приехал. Ну, это если из его высказывания лишнее удалить. Принц, к тому же. И связан. Я решила так сразу ему по физиономии не давать. Посмотрела на Горко и подумала, что на сей раз желания наши с ним сходятся. Атаман задумался, и по лицу его было видно, что принцу он верит, но отпустить того прямо так, за бесплатно, зная при этом, что непременно придется менять место расположения, терять добычу и т. п., он не мог.
— Хорошо-о-о… — протянул атаман, — допустим, я тебя отпущу. Ты мне дашь слово, что не будешь нас преследовать?
— Нет.
Горко не расстроился.
— Ладно, — сказал он, — вечером будешь свободен. Но учти, взять с собой можешь только три вещи. Выбирай.
Эрик задумался.
— Меч, коня и ее.
— А свободу? — хитро спросил атаман.
— Тогда свободу, коня и ее, — твердо ответил Его высочество.
Если бы мне не было так обидно, что меня упорно приравнивают к вещи, можно было бы и найти повод для гордости. Меч принца стоил больше меня и Огонька вместе взятых. И дело даже не во вделанном в рукоятку огромном сапфире темно-синего цвета, а в исторической ценности этого оружия. С эти мечом еще прадед Эрика ходил на врага. Все у нас знали — Эрик, получив оружие в возрасте 14 лет, чрезвычайно редко с ним расставался. И вот он отдает его как выкуп. Оставалось лишь надеяться, что меч привык принадлежать династии Гаваров и вернется со временем сам. Так, кстати, позднее и случилось.
Атаман радостно заулыбался.
— Ты отдаешь мне меч? Сам?
— Владей, — ответил принц, умудряющийся даже сейчас выглядеть хозяином положения.
Горко подскочил вверх и понесся раздавать ценные указания. К вечеру палатки были свернуты, припасы собраны, кони оседланы.
Я сидела на бревне, наблюдая за суматохой, изредка поглядывая в сторону пленника и поджаривая на затухающем костерке черствую горбушку, когда ко мне подошел Славик, ведя за повод невысокую гнедую кобылку. Прощаться.
— Ну что, — сказал он, — мы поехали.
— Давай, — глубокомысленно произнесла я.
— Может, с нами?
— Да нет уж. Раз за мной приехали. Опять же Горко ваш. Не угожу чем-нибудь, так сразу в бордель
— Не! — запротестовал кузен, — ты ему нравишься!
— Сейчас, может, и нравлюсь. Потом перестану. Да и работа меня ждет.
Славик угрюмо шмыгнул носом. Я отломила кусочек хлеба, протянула его лошади. Кобыла фыркнула и недовольно попятилась.
Ну вот, подумалось, никто меня не любит, не жалеет.
Подошел Горко. Тяжело, уверенно. Странно, но только теперь я заметила, что он припадает на правую ногу. Вот ведь невнимательная какая.
— Ну что, красавица, — весело проговорил он, — давай прощаться!
— Давай, — вяло согласилась я.
— Что невеселая такая? Может, с нами?
— Нет, не могу. Домой пора.
— А то смотри. Мы сейчас уедем, а ты принца своего…
— Он не мой.
— Не важно, не отвязывай. Как нас видеть и слышать перестанешь, подожди еще… Подольше. А потом отпускай. И намекни ему еще разок, чтоб прямо домой ехал, никуда не заворачивая. И за меч еще раз спасибо передай. Я им пока попользуюсь.
Я скосила взгляд, чтобы убедиться, что на поясе атамана и в самом деле висят богатые ножны, из которых выглядывает украшенная синим камнем рукоятка.
Вскоре поляна опустела. Дымились еще присыпанные песком кострища, и небо угрюмо багровело, когда совсем стихли шумы вдали. Долго ожидать я не смогла. Жаль было проведшего сутки без движения Эрика и боязно от внезапно наступившей тишины. Я подбежала к принцу и боязливо остановилась метрах в двух от него. Эрик все также сидел у дерева. Глаза его, вроде, были закрыты.
— Ваше высочество! — позвала я.
Не шевелится.
— Эрик! Эрик!!!
— А? Что? — вздрогнул он.
Я не верила глазам. Ну и нервы!
— Вы уснули?
— Развяжи меня.
Я попыталась было растянуть тугие узлы, но тонкий кожаный ремень не поддавался.
— Режь!
— А если пораню?
— Режь, я и так уже рук не чувствую!
Я немедленно полезла под подол и вытащила оттуда маленький ножичек, который всегда хранила в ножнах на подвязке. На всякий случай. Перепилила ремни на запястьях и лодыжках, умудрившись даже никого не порезать. Эрик, до этого с интересом наблюдавший за моими действиями, устало поднес к лицу онемевшие руки.
— Позвольте мне, — с некоторой робостью, которая, в общем-то, мне не свойственна, попросила я, и взяла его ладони в свои, — я знаю, что делать.
А потом я сидела возле принца и осторожно растирала его холодные запястья, стараясь не касаться оставленных на них синих полос.
— Легче?
Эрик пошевелил пальцами.
— Да.
Он попытался встать, пошатнулся, так что пришлось его придерживать. Сухо поинтересовался:
— Где моя лошадь?
— Здесь, неподалеку.
Я подвела его к застоявшемуся, нервно перебирающему ногами Огоньку. Эрик самостоятельно взобрался в седло.
— А тебе что, — надменно спросил он, — особое приглашение нужно?
Он протянул руку и помог мне вскарабкаться на лошадь позади него. Я крепко обхватила Его высочество за талию, и Огонек шагом, а потом и рысью, двинулся на выход из леса. Кстати, в сторону, противоположную той, в которую ушли разбойники.
Принц ссадил меня возле псарни.
— Иди, Зоркого проведай.
— Как тебя зовут, кстати?! — крикнул он вслед.
Я пожала плечами.
— Не помню.
И побрела смотреть, как там пес. О нем, кстати, кто-то все же позаботился. Зоркий увидел меня, обрадовался, подковылял ближе. Я устало села на лавочку. Умная борзая пристроилась у ног, положив узкую морду мне на колено. Я рассеянно погладила его выпуклый лоб и мягкие уши. Стояла ночь. Никто меня еще не видел. Только сонный Гаврик подошел ближе и сел рядом на лавочку.
