Kagami - Карабас и Ко.Т
Жрецы двинулись в сторону Эрмота и встали правильным кругом у алтаря. Тот, у кого в руках был нож, занял место возле головы, а второй, с чашей — в ногах. Человек, находившийся слева от жертвы, как раз напротив лица, поднял вверх руки и затянул какое-то песнопение. Эрмот попытался разобрать слова странной, незнакомой литании, но у него ничего не вышло. Они как бы растекались по комнате и устремлялись ввысь к каменным сводам подземелья, заставляя расплываться зрение и сознание. Подняв глаза вверх, он увидел занесенный над ним нож, нацеленный прямо в сердце. Юношу прошиб холодный липкий пот, но он не мог отвести взгляд от клинка, который уже достиг верхней точки и стал стремительно опускаться вниз, к его беззащитному телу. Собравшись с силами, он зажмурился, чтобы не видеть приближение собственной смерти. Из груди вырвался дикий крик отчаяния и обречённости.
Внезапно его сознание прояснилось. Эрмот ждал удара, но его не последовало.
"Может, я уже умер?", — проскочила паническая мысль.
Он открыл глаза и увидел, что лежит на мягкой кровати под холодными лучами полной луны. Присмотревшись к очертаниям мебели и сообразив, что находится в своей комнате, юноша расслабился и только сейчас понял, что всё ещё кричит. Подавив в груди вопль, смахнув ладонью выступивший на лбу холодный пот, он зашёлся истерическим смехом.
— Это сон, — шептал он. — Это был всего лишь сон.
Немного успокоившись, Эрмот взглянул на настенные часы, которые мерцали в дальнем углу спальни приятным голубым свечением. Четыре часа утра. Скоро вставать и снова отправляться в Академию. Как же это всё надоело, это каждодневное однообразие. Подъём, занятия, фехтование, дом, сон. И так каждый день. Как это можно вынести? Времени на личную жизнь вообще не остаётся. Нет, ну если быть честным хотя бы перед самим собой, то можно и урвать кое-что для себя. Но вот только как дать понять Кристе, что вместе с тобой выросло и твое чувство к ней? Где набраться храбрости шагнуть на следующую ступень, избавившись от роли безмолвного воздыхателя? Даже подумать и решить, как вести себя дальше, ни сил не времени не остается. "Эх, почему я не родился обычным человеком? Человеком, свободным думать, о чем угодно, когда право выбора своей судьбы предоставляется именно тебе и никому более. Когда ты вправе сам решать, куда пойти учится, кем стать в будущем, кого любить, с кем связать свою жизнь. Но я родился магом, а это — судьба. Единственная альтернатива — пойти по стопам отчима, заняться политикой, интриговать, строить козни, лавировать среди врагов. Не по мне это, да я и не могу отречься от дара, это моё ярмо и в то же время моя сила и любимая игрушка. И лучше все же учиться магии, хоть мне и не позволят использовать ее по своей воле. Почему жизнь так несправедлива: одному она даёт полную свободу, другому вечное заточение? Я всего лишь раб, раб тех, кто выше меня рангом, тех, кто направляет мою судьбу, предрешенную судьбу дворянина и мага. Хотя нет, и у раба есть шансы: он может сбежать или же заслужить свободу своими поступками. А что могу я? НИЧЕГО! Я ничего не могу сделать со своей жизнью, я марионетка в руках отчима, Императора, правил и устоев. Герцог назначил меня своим наследником, и от этого никуда не деться. От таких, как отчим, не сбежишь".
Погружённый в эти, далеко не новые для себя мысли, он снова, сам не замечая этого, провалился в сон. В этот раз ему ничего не снилось, а может, просто кошмар не успел прийти, так как проклятые часы напомнили, что скоро, если сию же минуту не поднимется с постели, он получит очередной выговор от декана. Проклиная всех и вся, Эрмот поднялся и на ватных ногах поплёлся в душ. Произнеся короткое заклятие, он полностью отдался во всласть водной стихии. Недолго постоял под контрастными потоками, пока не ощутил себя достаточно бодрым. Выйдя из ванной, обтирая себя махровым полотенцем, он окинул взглядом спальню в поисках одежды. На полу творился полный бардак. Вещи были разбросаны по комнате. Наткнувшись взглядом на штаны, которые, как это ни странно, висели на спинке кровати, он быстренько надел их и принялся за поиски рубашки, но она никак не желала попадаться на глаза. Пробежав взглядом по комнате несколько раз, Эрмот опустился на колено и посмотрел под кровать. Вот и рубашка нашлась. Впрочем, в таком виде могла и не находиться. Вздохнув, и больше не утруждая себя тщетными поисками деталей туалета, юноша достал из шкафа свежую рубашку и носки, оделся. Натянув сапоги, накинув на себя куртку из прочной чёрной кожи, украшенную металлическими пластинами, он пошёл к выходу. Спустившись на первый этаж, мельком глянул в зеркало. Стекло отразило удивительно симпатичное лицо двадцатилетнего парня, с удивительно правильными чертами. Красивые, живые светло-карие глаза, прямой нос, пепельные волосы. Тщательно отрепетированный суровый взгляд придавал ему мужественность. Смахнув локон волос, так чтобы он падал на левый глаз, удовлетворившись своим внешним видом и подмигнув отражению, он поспешил в Академию.
Идти было недалеко, и через несколько минут он уже стоял около входа, опёршись на массивную каменную колонну, ждал Кристу и осмысливал сегодняшний сон. Им рассказывали на занятиях по истории, что человеческие жертвоприношения раньше вовсю использовались в пределах Империи, но когда нынешний Бессмертный Император, тогда ещё юный принц Олибеариус, вступил на престол, он запретил подобное, чем вызвал негодование народа. Это породило восстание, которое захлестнуло всю могущественную империю. От Риеэрвильской равнины на востоке до Республики Дельфорен на западе, от Каносийской тайги на севере до моря Легенд на юге — везде полыхали костры, в которых солдаты империи сжигали идолов. Мятежники, приверженцы старой веры винили во всём только что принявшего трон Императора: в неурожаях и голоде, в засухах летом и снежных бурях зимой. В этом они видели кару Богов, которые требовали горячей алой крови, дымящейся на алтарях. Это было тяжёлое время для Империи, но Олибеариус при помощи своих ближайших сподвижников — семи герцогов Радужных Доспехов — жестоко расправился с повстанцами. Кто-то болтался на виселице, кого-то сжигали живьём на кострах, кого-то четвертовали, кто-то был разорван берёзами. Жестоко, но надежно, это действовало на людей, и вскоре восстание было подавлено. Поговаривали, что где-то всё-таки жертвоприношения проводятся и по сей день, но они были вне закона, и людей, исповедовавших древний культ, убивали медленно и мучительно, подвергая различным пыткам.
Эрмот и Криста, вошли в здание академии. Огромный холл производил потрясающее впечатление. Отделанные резным деревом стены были украшены портретами преподавателей в искрящихся хрустальных рамах. Это настолько гармонировало с интерьером, что нельзя было отвести глаза. На стене напротив входа красовался огромный портрет нынешнего ректора Академии Белой и Черной Магии, адепта трёх стихий, кавалера ордена Золотого Единорога, бывшего боевого мага, почётного жителя Империи, ну и просто очаровательной женщины, леди Селины. На вид ей было лет тридцать, хотя истинный её возраст никто не знал. На картине она была изображена в одежде боевого мага. Кожаные удивительно удобные мокасины, куртка из обычной плотной ткани, ворот которой был расстегнут и демонстрировал взору окружающих её нежную шею, украшенную массивным золотым ожерельем. Лоб обхватывал серебристый обруч, в середине которого был закреплён зелёный полупрозрачный камень, похожий на изумруд. Украшение поддерживало тяжёлые, пышные локоны её вьющихся рыжеватых волос, спадающих почти до локтей и нежно окутывающих плечи. Переброшенная через плечо перевязь с метательными ножами, зажатый в правой руке тяжелый кортелас с позолоченным эфесом и клинком, также украшенным ленточным орнаментом, и тигр, которого она держала левой рукой за поводок, придавали ей воинственный вид. Художник хорошо потрудился, передавая выражение глаз. Они были потрясающе живыми и смотрели на студиозов испытующе. На заднем плане было изображено построившееся перед боем огромное войско, и окутанный дымом полыхал замок. Посмотрев в глаза ректора и, как всегда, почувствовав, что ее открытый, но такой уверенный и целеустремленный взгляд заряжает его силой, Эрмот окинул взглядом портреты остальных преподавателей, попрощался с Кристой и поспешил во внутренний двор. Юноша пересек холл и оказался в длинном коридоре, с ответвлениями в разные стороны, заполненном спешащими студентами. Влившись в толпу, он прошёл несколько метров и свернул влево. В этом коридоре никого не было, молодой человек в одиночестве дошёл примерно до середины и остановился. По обе стороны от него располагались две двери. Одна красивая и изящная, из дорогого красного дерева — справа, вторая — дубовая и массивная — слева. Толкнув левую со скрипом отворившуюся дверь, он шагнул во внутренний дворик — квадрат примерно сто восемьдесят футов в длину и столько же в ширину, окружённый каменными стенами здания Академии. Площадка была покрыта молодой зеленой травкой, сразу бросалось в глаза, что за ней хорошо присматривают. Никакого мусора, ничего, только нежный газончик. Больше никакой растительности не было. Посреди дворика, разбившись на маленькие группки, человек по пять, толпились молодые люди, что-то оживленно обсуждая. Шагнув в их сторону, Эрмот услышал, что дверь снова открылась, и обернулся. В проёме показался рыжеволосый мужчина средних лет. Одет он был в просторную мантию ярко оранжевого цвета. Адепт огня приблизился к юноше, сурово посмотрел в его глаза и направился в центр площадки. Поторопился за ним и Эрмот. При появлении преподавателя все разговоры сразу прекратились, и студенты встали в одну шеренгу. Эрмот проскользнул мимо мужчины в мантии и втиснулся между двух девушек.
