Инна Сударева - Маг в пижаме
— Странствующий рыцарь и его оруженосец, — шепнул Илларион Монике.
— Но это же совсем крошки, — сказала девушка. — Посмотри, какие у них нежные лица, мягкие ладошки…
Тем временем лошади мальчиков приблизились к провалу в каменной изгороди, через который Илларион, Моника и Алесио, разинув рты, смотрели на них. Маг пришел в себя первым, перепрыгнул через ограду и поклонился юным всадникам:
— Приветствую вас в своих владениях, благородные воины. Позвольте пригласить вас в мой дом, отдохнуть, отобедать.
Мальчик со львом на груди ответил "благодарю вас, сэр, вы очень добры" и поклонился чародею. Илларион, приветливо улыбаясь детям, взял вороного под уздцы и повел к воротам.
Через пару минут два рыцаря-малыша покинули седла и остановились на лужайке перед теми самыми ступенями, где любил лежать и выдумывать новые украшения всемогущий чародей. Остановились, чтоб запрокинуть головы в сияющих саладах и оценить высоту стен замка Иллариона.
Алесио, перепрофилировавшись из садовника в конюха, повел рыцарских лошадей на задний двор: там, благодаря магическим хлопотам Иллариона, уже были готовы просторная конюшня, прохладная вода в корытах, душистое сено и вкуснейшее зерно, — все самое лучшее для благородных животных.
— Прекрасная крепость, — сказал мальчик со львом. — Но каков ваш герб, сэр? Я не вижу ни одного стяга…
— Мой герб — дуб в лентах, — ответил волшебник, указывая на весьма кстати разукрашенное дерево.
— О, чародейский герб, — с уважением молвил юный рыцарь и снял свой шлем, это движение повторил за ним его оруженосец.
Ветер растрепал золотистые кудри малышей, когда они поклонились Иллариону и назвали себя:
— Сэр Кристоф и мастер Андре из Блуа.
— Илларион, самый крутой маг этого мира, — сообщил чародей и представил свою рыжеволосую подругу. — Леди Моника, самая прекрасная дама этого мира…
Тут нежное лицо сэра Кристофа вспыхнуло, а голубые глаза метнули молнии:
— Нет, и не было, и не будет в этом мире дамы прекрасней юной Катерины из Блуа! — заявил мальчик, отбрасывая шлем в сторону и хватаясь за рукоять своего меча. — И вы должны немедленно это признать, сэр! И поцеловать край ее ленты! — он указал на ленту, что развевалась на копье.
Моника испуганно захлопала ресницами, но Илларион успокоил девушку ласковой улыбкой, а потом надменно выпрямился, сложил руки на груди и заявил:
— Никто никогда не заставит меня назвать самой прекрасной дамой кого-либо кроме леди Моники!
— Я не могу спустить вам этого, сэр! — яростным фальцетом вскричал кроха-рыцарь. — Хоть вы и хозяин этих прекрасных земель, а берите меч и защищайтесь! Я заставлю вас назвать даму Катерину прекраснейшей из всех! Андре, дай ему один из моих мечей! — и мальчик выхватил свой клинок, а солнце тут же пробежалось лучами по его зеркальной стали.
Маг Илларион, как был — босиком и в льняной пижаме — с поклоном взял из рук Андре один из мечей сэра Кристофа и сделал два-три взмаха, чтоб опробовать оружие.
А потом Моника, в испуге прижав ладонь к губам, увидела ту самую битву на мечах, подобные которой устраивают мальчишки в любом дворе любой страны (только воюют они палками): Кристоф бил клинком по клинку Иллариона, а потом Илларион — по клинку Кристофа. Причем во время этого поединка они обменивались репликами, типа:
— Вам лучше сдаться, сэр!
— Ха-ха! Еще неизвестно, чья возьмет!
А клинки-то были настоящими. И если Илларион (Моника видела) тщательно следил за тем, чтоб не зацепить маленького воина, то Кристоф, распалясь, нападал все яростней и яростней и все пытался достать чародея своим мечом.
Наконец, Илларион дал крошке-рыцарю такую возможность, раскрылся, и клинок мальчика на добрые два пальца вошел в левое подреберье волшебника.
Маг заохал, прижимая руку к ране — бежевая пижама вмиг окрасилась кровью — и весьма драматично повалился на траву.
Моника, взвизгнув, подбежала к нему, подняла запрокинувшуюся голову Иллариона и хотела обозвать Кристофа дрянным мальчишкой, но волшебник вдруг поднял руку, приложил палец к губам девушки, и она потеряла дар речи, а Илларион жалобно застонал:
— А! А! В честном бою вы победили меня, благородный Кристоф. И я признаю даму Катерину из Блуа самой прекрасной дамой этого мира.
— Хорошо, — отвечал Кристоф, убирая меч в ножны. — Я удовлетворен. Теперь позвольте моему оруженосцу перевязать вашу рану, сэр.
— О, это лишнее, — мотнул головой волшебник и бодро встал на ноги, отряхнул штаны и рубаху, и кровавые пятна исчезли от одного касания. — Пойдемте лучше в столовую. У нас нынче грибной суп-пюре, жареная форель и куча цветной капусты…
— Цветная капуста? — скривились Кристоф и Андре. — Фууу!
— Все! — тут же объявил Илларион. — Тогда — рис с овощами! А после обеда — вишневое мороженое.
— Хорошо, — улыбнулись рыцари-крохи и потопали в столовую, звеня шпорами…
Вечером Илларион и Моника выкупали и высушили малышей, затем напоили их парным молоком и уложили спать в комнате для гостей, а после вышли посидеть и покурить кальян на террасу.
— Милый, что это? Кто эти мальчики? — спросила девушка, нежно обнимая своего могущественного чародея, чуть не погибшего в жестокой дуэли.
— Чье-то заплутавшее детство, милая, — улыбнулся Илларион. — Кто-то до сих пор мечтает о доспехах, боевых конях, прекрасной даме и верном оруженосце. А еще — о победах над крутыми чародеями… Согласись: мы прекрасно провели время…
— Но зачем ты дал себя ранить?!
— Они мне понравились — я им подыграл. Дети часто ранят в сердце. Но так уж им положено…
— А тебе? Тебе положено ранить в сердце меня? — Моника нахмурилась и стукнула мага пальцем в лоб. — Я же чуть не умерла со страху! Я даже забыла, что ты волшебник!
Илларион улыбнулся и подхватил красавицу на руки:
— В таком случае, пойдем в спальню, восстановим твое душевное равновесие…
Август 2008 года
Магическая хворь
С каминной полки понесся тихий звон золотых колокольчиков.
Старинные часы, украшенные миниатюрными изображениями прекрасных Аполлона и Артемиды, проиграли восемь утра.
Маг Илларион проснулся, зевнул и потянулся. Потянулся на другую половину широченной кровати — к мягкой и теплой Монике, которая покойно сопела, укутавшись в легкое шелковое покрывало.
От ласк чародея девушка пробудилась, тихо засмеялась и обняла шею любимого, потянулась губами к его губам, привлекла к себе, дав понять, что утренние забавы — это то, о чем она минуту назад грезила.
