Юлий Буркин - Исковерканный мир
– Смотрите, товарищ, не забудьте! Обманете, больше не выпущу.
Дмитрий не заметил, как промчались три дня, в течение которых он оформил все бумаги на выезд. Каких-то три дня! Он никогда не поверил бы, что такое возможно. Он знал, что время от времени разражаются скандалы, связанные с тем, что из-за невозможности быстрого выезда срывались заграничные гастроли даже у какой-нибудь русской знаменитости. А уж с простыми людьми церемонились и того меньше. Дмитрий много раз слышал истории и про то, как люди, которым нужно было ехать за рубеж, месяцами обивали пороги наркоматов и ведомств, но так и не получали визу. А если и уезжали, то куда-то совсем в другие места, да и то - на казенном транспорте. Но мандат, выписанный ему рыжим чекистом, буквально творил чудеса.
И уж натурально обалдел, когда выяснилось, что выданная ему в комиссариате финансов кругленькая сумма, на которую он мог бы безбедно прожить в России полгода - не более чем командировочные, в то время как срок поездки предполагался всего лишь месяц. Что же касается билетов, то сотрудник комиссариата разъяснил ему: «И на пути «Ленинград - Москва», и на пути «Москва - Бухарест» вам, товарищ, нужно только перед отправлением подойти с вашим мандатом к начальнику поезда, и он поместит вас на лучшее из имеющихся у него мест. - И добавил еще: - К сожалению, купе-люкс имеются только в зарубежных поездах, до Москвы придется ехать в четырехместном…»
Половину полученной суммы Дмитрий, не обращая внимания на все ее отговорки, тут же всучил Аннушке: «Ничего не хочу даже слышать, вам тут нужнее…» А еще некоторую часть он потратил на прощальное застолье, где присутствовали он, Аннушка и Николай Андреевич, который, несмотря на дурное самочувствие, впервые за много дней покинул свой дом.
Давненько не знавала такого изобилия эта холостяцкая квартира. А может быть, и никогда вовсе. Аннушка приготовила фаршированного гуся и несколько изысканных салатов, Николай Андреевич, рассказывая обо всем, что он знал о вековых феодальных устоях Румынии и ее кровавых правителях древности, пил не водку, а французский коньяк, и даже Дмитрий, вопреки своим принципам, пригубил бокал хорошего сухого вина, не какого-нибудь, а молдавского: не удержавшись, он купил эту бутылку, как только увидел ее (особенно его вдохновили изображенные на этикетке развалины замка). А под завязку было решено считать эту вечеринку их с Аннушкой официальной помолвкой.
Несмотря на радостные события, не обошлось и без грусти.
– Я все думаю, папа, - сказала Аннушка. - Почему именно нам досталось жить в это странное и страшное время.
– Я тоже порой задаю себе этот вопрос, - кивнул Николай Андреевич. - И самое неприятное для меня состоит в том, что я сознаю: не ваше, а именно наше поколение виновно в том, что произошло. Недоглядели. Проявили преступную мягкость… Керенский крови испугался, а они - нет. А отдуваться вам приходится…
– Время - загадочная штука, - невпопад заметил Дмитрий.
– Да уж, - подтвердил Николай Андреевич. - Иногда я думаю: не случись какой-нибудь мелочи… А знаете ли вы, что с Сашей Ульяновым мы учились в одной гимназии?
Дмитрий удивленно отставил чашку с чаем, а Николай Андреевич продолжал:
– Добрейший был юноша, начитанный, дисциплинированный. Если бы свои способности и пытливый ум он направил на созидание, кто знает, как сложилась бы жизнь его младшего брата… И наша жизнь. А тот, знаете ли, рыженький такой. Насмешливый. Но глаза - другие, чем у Саши. У того - мечтательные, а у этого - злые, упорные… Такие, как он, и хоронят прежние эпохи… Китайцы сменой эпох врагов проклинают, а мы, русские, приветствуем… Кстати, Дмитрий, - добавил Николай Андреевич, - вы с этими румынами-то поосторожнее. Лихой народец. Тем паче в нынешние времена…
– Время и жизнь, - кивнул Дмитрий задумчиво. - Маятник качается от добра ко злу, от зла - к добру, но не равномерно, а так, как ему заблагорассудится… И никто не знает, что его ждет впереди…
Перрон встретил их с Аннушкой гудками, клубами пара и разухабистыми переливами гармошки. Глядя на толкущуюся вокруг публику, Дмитрий уловил некую пугающую деталь: складывалось впечатление, что на поездах сейчас ездят только солдаты и крестьяне. Он - в шляпе и с чемоданчиком-кофром в руке - выглядел тут вороной-альбиносом. Единственное, что хоть как-то роднило его с этим вокзалом, был собранный Аннушкой и привязанный к ручке кофра узелок.
Первым делом они нашли поезд, в котором Дмитрию предстояло ехать до Москвы. Затем Дмитрий выяснил у одного из проводников, где искать начальника этого поезда. Оказалось, в специальном штабном купе. Оставив Аннушку на перроне, он предъявил свой документ начальнику - человеку с помятым, заспанным лицом и в синей фуражке. Тот козырнул и, озабоченно нахмурившись, покопался в бумагах. Затем написал на листке бумаги номер вагона и места, добавив: Тов. проводник. Немедленно определите тов. Полянова. Тов. Вощинин. Расписался. Зевнул. И вручил листок Дмитрию.
Посмеиваясь с Аннушкой над количеством «товов» на душу населения, Дмитрий отыскал свой вагон и отдал эту бумажку пожилому полнолицему проводнику. «Выходит, важная у нас птица едет? - радушно улыбнулся тот, но тут же добавил: - А порядки у нас для всех одинаковые. Так что залазьте быстрее, чего стоять! Скоро уж трогаемся». «Я еще немного тут побуду…» - попросил Дмитрий, но проводник был непреклонен: «Нечего тут торчать! Давай, давай!»
Прощание и ласковые слова они с Аннушкой, не сговариваясь, откладывали на последний момент. Но под суровым взглядом проводника ничего интимного говорить не хотелось. Они только коротко обнялись, и Дмитрий, поцеловав ее, кивнул:
– До свидания. Я буду скоро. Ты и не заметишь.
Он уже полез по ступенькам, когда Аннушка крикнула:
– Ключ!
Действительно. Они договорились, что Аннушка будет периодически наведываться в его квартиру, проветривать ее, вытирать пыль и поливать чахлое алоэ. А главное, проконтролирует, чтобы в его отсутствие домкому не вздумалось кого-нибудь туда вселить. Дмитрий слышал о таких случаях, когда человек после долгого отсутствия возвращался к себе и вдруг выяснялось, что он там уже не живет. Конечно, следовало бы заглянуть в домком самому и помахать у начальника перед носом чудотворным мандатом, но на это в круговерти сборов Дмитрий времени не нашел.
Нашарив ключ в кармане, он отдал его Аннушке и хотел сказать что-то еще, но проводник подтолкнул его в бок и скомандовал:
– Давай, давай!
В купе уже находились его будущие соседи, они что-то кричали в толстое стекло окна кучке столпившихся возле него провожающих, а те мотали головами и показывали на свои уши: «Не слышно…» Аннушка стояла неподалеку и искала его глазами. Перегнувшись через купейный столик, Дмитрий постучал в стекло и помахал рукой. Она заметила его и замахала в ответ…
