Денис Чекалов - По законам Преисподней
– Подождем, – поспешно ответил я, выталкивая девицу за дверь.
А Френки-то, оказывается, никогда не ездила на Восточном Экспрессе.
– Так что ты здесь делаешь? – спросил я, беря сэндвич с тарелки.
– Я не могу приехать в Верхний мир без зверюшки, – возмутилась девушка.
Смущенно хихикнула.
– Ну, мы так называем тех, кто дает нам души. Без обид, да? Короче, если заявлюсь там одна, все подумают, будто я тебе заплатила. А это аццтой.
– Ты хотела сказать «моветон», – уточнил я.
Френки на миг задумалась, и я понял, что она спешно пролистывает в голове «Краткую энциклопедию длинных слов», которую купила на днях в Карадаг-Арайде.
Это заклинание, которое действует шесть часов. В память вам загружаются тысячи статей текста, – а чтобы найти нужную, надо листать страницы, как и в обычной книге.
В Даркмуре мы тренировались, создавая руны с такими чарами. Поэтому я хорошо знаю, каких слов там нет, и говорю Френки именно их.
– Не хотела, – обиделась Франсуаз, не найдя «моветона». – А ты почему на поезде?
– Я же ченселлор, – возразил я. – И возвращаюсь домой после окончания Поиска. Это торжественный момент, Френки; меня будут встречать легаты Синедриона, волшебники из Черного Круга, придут мои профессора из Даркмура… Знаешь, наверное тебе лучше выйти раньше на остановку.
2Шуршащий водоворот песка взмыл перед нами.
Признаюсь, я не очень люблю самум, – да и вы бы не полюбили, будь у вас уши такой же формы.
Тонкая музыка флейты наполнила комнату, ей вторили зурна и триал. Крохотные песчинки складывались в строки стихов, и тут же рассыпались, напоминая о бренности бытия.
Падшие джинны, закованные в астральные кандалы, дни и ночи сочиняют поэмы о любви и бессмертии, – лишь затем, чтобы их строки явились в водовороте заклятия.
По мне, вирши в этот раз выпали так себе, но я был пристрастен, – ведь это в мою комнату мусора намели.
– Здравствуй, о прекрасная Франсуаза, – раздался голос.
В волнах вечно спешащего песка, стоял степной орк с посохом в руке.
С его широких плеч ниспадал бархатный плащ; под ним, переливался алый пирахан, – рубашка, украшенная золотом, и в первый миг глаз не мог различить, что соткана она не из шелка, а из звенящих потоков крови.
Жезл был отлит из чистого мифрила, и слегка искрился, не в силах сдержать бьющую через край энергию колдовского металла.
– Да сияют звезды над твоей головой, прекрасная Франсуаза, – произнес орк.
Демонесса гибко поднялась на ноги.
– Да пребудет с тобой Призрачная дева песков, – отвечала она. – Как дела в Ущелье?
– Прекрасно, слава богам, – отвечал орк. – Каждый месяц, на исходе Древней луны, мы собираемся у Радужного фонтана, и празднуем, вспоминая день нашего освобождения. Знаешь ли ты, мой остроухий друг…
Это было явно ко мне.
– Что за великий подвиг совершила эта прекрасная дочь Геенны?
«Обслужила вас всех за одну ночь?» – хотел предположить я, но решил не портить момента.
Скажу потом.
– Три года назад, – продолжал степной орк, – султан Харубей…
Я поднял руку, и слова орка затихли.
Сам он этого не понимал; его губы двигались, в глазах бушевал огонь, а мохнатые лапы безумно месили воздух.
– Дай угадаю, Френки, – произнес я. – Ты опять кого-то спасала?
– Это же мирные крестьяне, – возмутилась девушка. – Простые, хорошие люди. Ну, то есть, орки. Дэв пустыни обратил их в рабство, и…
– Все любят рабство, – возразил я.
Провел в воздухе ладонью, и слова Ормузда снова обрели плоть.
– … День превратился в ночь, и небо окрасилось кровью. Я до сих пор слышу крики умирающих. Харадруиды творили черные заклинания, но ни один…
Пришлось снова взмахнуть рукой, чтобы он замолчал.
– Рабство – основа разума, совести и свободы, – заметил я. – Разница только в том, что благородный эльф сам выбирает идеалы, которым будет служить. А низкий человек кланяется любому, кто рыкнет погромче.
– А твой идеал?...
– Деньги, конечно. Чего хотел Харубей?
– Заставлял крестьян работать в мифриловой шахте.
Я кивнул жрецу.
– … Мы стояли на вершине Марангового холма, и призывали силу Призрачной девы. Франсуаза вышла против дэва одна…
– Ну, еще со мной был гоблин, который катил баллисту, – поправила девушка.
Я вновь его отключил.
– Чем все закончилось?
– Я освободила крестьян.
– Дай угадаю. Теперь они вновь гробятся в мифриловой шахте, но называют это уже не «рабство», а…
Я пощелкал пальцами.
– Радость освобожденного труда. И что с дэвом?
Франсуаз помрачнела.
– Мне не удалось убить Харубея. Слишком крут оказался. Но я здорово надрала ему…
«Уши», – благостно подсказал цензор.
Мне это не понравилось.
Я встал, и коснулся окна и двери кончиком трости, – а эльф, путешествующий на поезде в диких землях, обязательно должен иметь с собой трость, саквояж и пробковый шлем.
– Что ты делаешь? – спросила девушка.
– Прячусь от духового ружья. Но продолжай.
Франсуаз пожала плечами.
– Харубей ушел, а на ущелье я кастанула спелл, чтобы парень не мог вернуться. С тех пор, Ормузд пару раз в месяц шлет мне спелые фрукты. Правда, на почте их съедают свирффнеблины, и я получаю лишь косточки, – но все равно приятно.
Я включил жреца.
Хотелось сделать это щелчком по носу, но я удержался.
Орк переплел пальцы, в молитвенном жесте.
– …Поэтому я здесь; Харубей ищет тебя, прекрасная Франсуаза. Все это время он зализывал раны, с одной лишь мыслью о мести. Если султан найдет тебя, о чудесная…
Жрец в ужасе содрогнулся.
– Гнев его будет воистину беспределен.
– Не допрыгнет, – отмахнулась Френки. – Вот накоплю денег на меч Мардука, сама к нему загляну. А пока меня прячет руна Сокрытия.
– Поэтому, – согласился жрец. – Я и рассказал ему, где ты.
Франсуаз подавилась.
– Нам нужны деньги, о богиня, – пояснил орк. – А султан дал нам шесть кошелей багряного золота, и поклялся на алтаре, что никогда больше не причинит нам вреда.
Он поднял мохнатую руку.
– Я здесь, чтобы предупредить тебя, свет моих очей.
– И сколько у нас времени? – встрял я.
– Один, – ответил орк. – Два…
На счет «три» дверь взорвалась горящими щепками, и на пороге вырос султан Арслан Харубей.
3
Это был дэв-хобгоблин, – высокий, как огр, и уродливый, как регент Асгарда.
На его мохнатой голове сверкал тюрбанэ, мифриловый шлем в форме тюрбана. Такие надевают обычно на чалму, чтобы смягчить удар.
Он носил юшман – распашной кольчужный кафтан, украшенный драгоценными камнями. В каждом из них когда-то был заключен и умер волшебник; и колдовская энергия наполнила доспех дыханием смерти. В правой руке султана сверкал ятаган, украшенный осколками павших звезд, – их называют слезами ночи.
