Джек Вэнс - Лионесс: Зеленая жемчужина
«Подозреваю, что он руководствовался при этом не только альтруистическими побуждениями! — заметил сэр Тристано. — Если бы каждый из нас поклонялся божеству тем способом, какой лучше всего согласуется с его предпочтениями, ни аббат, ни даже римский папа не нашли бы никого, кто стал бы выслушивать их поучения».
В этот момент внимание сэра Тристано привлекли какие-то приготовления на площади: «Что там происходит? Все бегут вприпрыжку и пританцовывают, словно спешат на карнавал».
«Это своего рода празднество, — подтвердил Орло. — Почти целый год кровавый пират, Рыжий Флэйри, наводил ужас на окрестные моря. Разве вы о нем не слышали?»
«Слышал, конечно. Матери пугают им детей».
«Другого такого поискать надо! — кивнул Орло. — Он довел до виртуозного совершенства ремесло головореза и всегда украшал ухо зеленой жемчужиной, утверждая, что она приносит удачу. Однажды Флэйри забыл вставить жемчужину в мочку уха перед тем, как взять на абордаж тихоходное торговое судно — и попал в западню. Пятьдесят годелийских рубак заполонили пиратский корабль. Рыжего Флэйри схватили, и сегодня он расстанется с головой. Не желаете ли полюбоваться церемонией?»
«Почему нет? Такие зрелища свидетельствуют о неизбежном торжестве справедливости и служат полезным уроком».
«Правильно! Если бы только все люди руководствовались столь разумными соображениями!»
Лавируя в толпе, двум собеседникам удалось подойти ближе к эшафоту. Здесь Орло укоризненно обратился к щуплому субъекту с пепельно-серой физиономией, норовившему стащить его кошелек: «Любезнейший, тебе явно не хватает предусмотрительности! Такое поведение приведет тебя туда же, где заканчивает карьеру Рыжий Флэйри. Теперь мне придется передать тебя на попечение стражи».
«Типун тебе на язык! — отозвался карманник, вырываясь из объятий Орло. — Свидетелей не было!»
«Ошибаешься! — вмешался сэр Тристано. — Я все прекрасно видел и сам позову стражу».
Карманник громко выругался, выкрутился и мигом затерялся в толпе.
«Исключительно неприятный инцидент, — прокомментировал Орло. — Тем более неприятный в столь знаменательный день, когда все сердца должны преисполниться облегчением и радостью!»
«Все сердца, кроме сердца Рыжего Флэйри», — позволил себе внести поправку сэр Тристано.
«Само собой».
В толпе послышались возбужденные возгласы — тюремщики в черных масках тащили Флэйри на эшафот. Вслед за ними с тяжеловесным достоинством поднимался широкоплечий палач, тоже в черной маске, с топором на плече. За спиной палача семенил священник, крутивший головой и нервно улыбавшийся.
Глашатай в зеленом камзоле, пестрящем красными ромбами, вскочил на возвышение. Отвесив поклон в сторону помоста с широкими скамьями, где в окружении родни и приятелей восседал граф Эмменс, наместник Дун-Кругра, глашатай обратился к толпе: «Слушайте, благородные дамы и господа, горожане и приезжие всех сословий! Да будет известен всем и каждому справедливый приговор его сиятельства, лорда Эмменса, вынесенный гнусному морскому разбойнику, Рыжему Флэйри! Многочисленные преступления Флэйри неоспоримы, но его сиятельство, руководствуясь свойственным ему милосердием, приговорил Флэйри к скорой и легкой смерти. Флэйри, тебе предоставляется возможность обратиться с последними словами к миру, отягощенному памятью о твоих злодеяниях!»
«Очень сожалею, что попался, — сказал Флэйри. — Зеленая жемчужина предала меня — она губит каждого, кто к ней прикасается! Я знал, что когда-нибудь она приведет меня на эшафот. Так и получилось».
«Разве ты не раскаиваешься, оказавшись лицом к лицу со своей судьбой? — гневно спросил глашатай. — Разве для тебя не настало время отчитаться перед собой и перед миром?»
На мгновение прикрыв глаза, Флэйри прикоснулся к зеленой жемчужине, все еще украшавшей его ухо. Слегка запинаясь, он произнес: «На оба вопроса, особенно на последний, могу ответить только положительно. Мне давно пора хорошенько подумать о своем прошлом. При этом, однако, придется пересмотреть и оценить столько событий и обстоятельств, что я вынужден ходатайствовать об отсрочке казни».
Глашатай повернулся к графу Эмменсу: «Ваше сиятельство, следует ли удовлетворить ходатайство осужденного?»
«Ни в коем случае!»
«Что ж, возможно, у меня было достаточно времени для размышлений, — пожал плечами Флэйри. — Жрец объяснил, что у меня есть выбор. Я могу раскаяться и получить отпущение грехов, в каковом случае меня ждет райское блаженство. Если же я не раскаюсь и не получу отпущение грехов, мне предстоит вечно гореть в адском пламени, — Флэйри помолчал, окинув взглядом толпу. — Лорд Эмменс, благородные господа и представители всех сословий! Знайте же, я сделал выбор!» Флэйри снова замолчал, драматическим жестом протянув обе руки к слушателям — зеваки напряженно подались вперед, чтобы узнать решение пирата.
«Я раскаиваюсь! — закричал Флэйри. — Горько сожалею о преступлениях, навлекших позор на мою голову! Пусть каждый, кто внемлет, независимо от пола и возраста, помнит до конца своих дней: не поступайтесь ни на йоту нравственными устоями! Повинуйтесь властям, почитайте родителей и молитесь Господу Богу, да простит он мои злодеяния! А теперь, жрец, отпусти мои грехи! Да отлетит душа моя, чистая и радостная, к небесам, чтобы занять место среди ангелов и приобщиться к вечному блаженству!»
Священник выступил вперед. Рыжий Флэйри преклонил колени, и жрец произнес требуемое заклинание.
Как только священник спустился с эшафота, по бормочущей толпе пробежала волна возбуждения — многие вытягивали шеи и вставали на цыпочки.
Граф Эмменс приподнял и со стуком опустил свой жезл. Тюремщики подтащили пирата к плахе; палач высоко поднял топор и картинно задержал его в воздухе, после чего нанес удар. Голова Флэйри свалилась в корзину. При этом небольшой зеленый предмет выпал из уха отрубленной головы, подкатился к краю эшафота и упал почти к ногам сэра Тристано.
Тристано с отвращением отшатнулся: «Смотрите, это жемчужина Флэйри, вся в крови!» Он наклонился и присмотрелся: «Она как живая! Кровь расползается по поверхности и словно вскипает!»
«Осторожно! — воскликнул Орло. — Не прикасайтесь к ней! Помните предупреждение Флэйри?»
Из-под эшафота протянулась длинная тощая рука; пальцы схватили жемчужину. Сэр Тристано резко опустил каблук сапога на костлявую кисть — из-под эшафота послышался приглушенный вопль боли и негодования.
Подошел стражник: «Что происходит?»
Сэр Тристано указал на руку, прижатую сапогом. Схватившись за эту руку, стражник вытащил из-под эшафота щуплого субъекта с длинным, чуть свернутым носом и пепельно-серым оттенком кожи: «Это еще кто?»
