Денис Лапицкий - Застава
Харан тяжело вздохнул. Наверное, это было глупо — продолжать сдерживать лигиррийский отряд, потому что битва у Города Ста Владык уже должна была начаться. Можно отойти, спасти уцелевших бойцов… Но как знать — вдруг лигиррийцы все же успеют добраться до Города, вдруг их уменьшившийся наполовину отряд, появившийся на поле брани к концу битвы, станет той соломинкой, что ломает спину верблюду, тем перышком, что может склонить чашу весов победы? Да и какой толк? Воины все равно умрут от действия эликсира… Так не лучше ли будет, если они умрут здесь, забрав с собой как можно больше врагов?
Завернувшись в тяжелый и уже начинающий отсыревать плащ — пусть бы ледяной демон Ирли побрал эти туманы! — Харан подошел к защитным частоколам. Прошлым вечером бойцы по мере сил и возможности подлатали рогатки, а сейчас заканчивали разбрасывать «ежи», пару мешков которых ни свет, ни заря привез подмастерье кузнеца из ближайшей деревни. Парень сказал, что в деревне закончился запас железа, и без того невеликий, а значит, больше «ежей» кузня выдать не сможет. Но больше-то им и не понадобится…
Взмахом руки Харан подозвал подмастерье. Парень подбежал, утирая рот мозолистой рукой — солдаты потеснились у костра, шлепнув парню в миску два черпака жирной каши, и тот быстро «приговорил» нехитрое угощение.
— Хватит рассиживаться… Дуй в деревню, и скажи, чтобы уходили в лес. Мы здесь долго не продержимся…
Парень кивнул и отвел глаза, видимо, прекрасно понимая, что кроется за словами «мы долго не продержимся».
— Наши уже все ушли — и мои тоже: и сестра, и мамка уже в лес подались. Только я и оставался в кузне…, — глухо сказал он. И вдруг с жаром добавил: — А можно… можно я с вами?
Харан покачал головой. Толку от крестьянского паренька будет мало, а жизнь погубит… А его руки понадобятся после войны, когда надо будет страну из руин поднимать.
— Нет… Возвращайся к своим. Там ты нужнее будешь. И без возражений.
Парень повернулся было, чтобы уйти, но Харан остановил его.
— Погоди… Как тебя зовут?
— Накки. В деревне кличут Накки-кузнец.
— Возьми вот это, Накки.
Харан снял с левой руки браслет, по внешней стороне которого угловатым имперским шрифтом шла надпись «За верность». Два таких браслета — на втором, что остался на правой руке Харана, была надпись «За честь» — свою первую награду, Харан получил много лет назад, вскоре после того, как сам встал под знамена, и попал на Септимов вал, где их легион сдерживал натиск степняков. Это были простые железные браслеты, грубовато откованные и покрывшиеся многочисленными царапинами, но для Харана они были дороже всех других наград, которые он получал. А теперь он отдал этот браслет парнишке из маленькой деревушки — отдал для того, чтобы память о нем, Харане из Альнари, Харане Рыжем, не исчезла бесследно…
— Теперь ступай.
Проводив парня взглядом, Харан подошел к костру. Бойцы заканчивали завтрак. Одни поели быстро, обжигаясь горячим варевом, но другие ели не торопясь, словно растягивая удовольствие от нехитрой пищи. Шуток не было совсем. Оно и понятно — солдаты знали, что едят в последний раз.
Но не все сидели, погруженные в невеселые думы. Харан встретился взглядом с Огирном, полусотником. Тот медленно облизал щербатую деревянную ложку, почерневшую от времени, и улыбнулся Харану. В глазах его читалось безмятежное спокойствие — как и большинство ветеранов, Огирн был фаталистом, и верил, что нить его жизни оборвется только тогда, когда это станет угодно Лунным Сестрам, небесным пряхам. А раз от него ничего не зависит — так какой прок в волнении? Ведь изменить что-то не в его силах.
И вдруг Огирн, взгляд которого скользнул куда-то за плечо Харана, вздрогнул, глаза его расширились.
Харан рывком обернулся, безотчетно уронив ладонь на рукоять меча, который тут же наполовину выскользнул из ножен. Выскользнул и замер.
Перед ним стоял Энвальт. На мага было страшно смотреть — черты покрытого татуировками лица, в котором, казалось, не осталось ни кровинки, сильно заострились, глаза больше походили на два черных провала.
Но не вид Энвальта напугал бойцов. За спиной мага, теряясь в тумане, стояли еще несколько десятков человек. Это были солдаты. Те солдаты, которые погибли в минувшие два дня.
Более сотни мертвецов стояли, слепо глядя перед собой пустыми белесыми глазами. Энвальту пришлось немало постараться не только для того, чтобы поднять их, но и чтобы они просто смогли двигаться и сражаться — зашить распоротые животы, скрепить изломанные кости…
— Энвальт… что происходит?
— Все в порядке, Харан, — голос мага был тихим, в нем чувствовалась бесконечная усталость. — Это то, что поможет нам не пропустить лигиррийцев.
— Они же мертвые! — вскрикнул вдруг один из солдат. — Зачем вы подняли их? Почему вы не даете им упокоиться?
Харан видел, как Энвальт поморщился, словно крик причинял ему невыносимую боль. Взгляд его будто молил: «Помоги мне…».
— Потому что они поклялись служить Императору! — рявкнул Харан, поворачиваясь к солдатам. — Как и все остальные, кто здесь стоит, если вы помните! Они поклялись отдать свои жизни — и исполнили клятву! Но если Императору нужна и их смерть — значит, он ее получит. Или здесь есть те, кто забыл о своей присяге?
Последние слова прозвучали угрожающе — не менее угрожающе выглядел и меч Харана, теперь уже целиком покинувший ножны.
Солдат хотел еще что-то сказать, но не решился, встретившись взглядом с ледяным взглядом Харана.
— Есть несогласные? — продолжил Харан.
— Нет, — ответил за всех полусотник Огирн. Он медленно опустился на колено, и склонил голову. Все солдаты последовали его примеру. — Наша жизнь…, — Огирн на секунду запнулся, — и наша смерть принадлежат Императору. И мы готовы отдать их во славу нашего владыки и Империи.
— Другого ответа я и не ждал, — сказал Харан, опуская клинок. — Сегодня у нас будет возможность доказать это. И я верю, что никто из нас не подведет. А сейчас — все по местам!
Когда солдаты начали расходиться, Харан взял мага за плечо.
— Энвальт, объясни мне, как это возможно — ты ведь лишился Силы? Ты говорил, что не можешь сплести самого простого заклятья…
— Это так, Харан, — Энвальт покачнулся. Свистящим шепотом он продолжил:
— Но есть одно средство. Последнее и окончательное…
Он развязал тесемки, раскрыл ворот, обнажая грудную клетку.
— О, боги…, — прошептал Харан. — Кровь Сердца?
Над сердцем у Энвальта виднелся небольшой прокол. Края раны почернели, словно обугленные.
— Да, — кивнул Энвальт, с трудом держась на ногах. — Последнее и окончательное средство… В глазах темнеет. Теперь я действительно уже ничем не смогу вам помочь… Но они, — он ткнул пальцем за спину, указывая на безмолвных мертвецов, — надеюсь, помогут… Я направлю их вперед, когда лигиррийцы начнут атаку.
