Павел Буркин - Последний Храм
Впервые в жизни Мелина была в столице давнего врага. Темеса поразила ее своими размерами, суетой, грязью, сутолокой на припортовых, заставленных торговыми лотками улицах, несмолкающим грохотом мастерских и мануфактур, стуком топоров в корабельных верфях. Эрхавен спал и видел сны о великом прошлом, Темеса росла — и готовилась к великому будущему. Здесь жили сегодняшним днем, и думали не о славе предков, а собственной выгоде, не брезгуя ради нее ничем. Здесь сколачивались миллионные состояния — и также молниеносно терялись, но на смену одним толстосумам приходили другие. Здесь могли построить и сделать все, что строилось и делалось в мире. Ни Ствангар, ни Нортер, ни Аркот не могли похвастаться такими мануфактурами. Разве что Контар, но он тоже слабоват на море. Морем правила Темеса, и только Темеса. Может, Пен-нобородый Лаэй и теперь покровительствует этому городу?
Поначалу Мелина как-то думала, что ее ждет всего лишь небольшая отсрочка, а потом просто казнят в Темесе. Она ошиблась. Здешние следаки повели дело заново, и снова пришлось корчиться на пыточном станке, разрывая рот в крике, снова после пыток ее, потерявшую сознание, отливали водой. А потом бросали в камеру к насильникам, исполнив давнюю угрозу Маркиана. Мелине бы не хотелось понести и отправиться на костер с невинным ребенком, но ее часто учили покорности сапогами и прикладами в живот.
Она потеряла счет времени, и больше всего опасалась, что о ней забудут. Но однажды было новое заседание в зале суда, где добавили кучу новых обвинений. Мелина в них не вслушивалась, потому что знала: ничего, кроме сожжения ей уже не грозит. Нет в каноническом праве более строгого наказания, а светское право в процессе над язычницей не действует.
Попик — уже не Маркиан, служка рангом пониже — снова читает приговор. Долгий он, нудный — похоже, даже на суде прочитали лишь выдержки, самое основное. Остальное то ли опустили ради экономии времени, то ли досочинили уже после суда, дабы верующие воочию убедились в мерзости язычества. Мелина на них даже не обижалась, потому что иного и не ожидала. Убить — полдела, если убитого будут считать святым, это не победа, а поражение. Вот если смешать с грязью, да в таком виде и показать добрым бюргерам, тогда да. Никому не захочется походить на бесстыдно обнажившую грудь, оплеванную, неприлично всклокоченную отступницу, про которую уважаемые судьи говорят такие гадости.
— Все эти преступления вопиют к отмщению, — попик даже охрип, читая шедевр судебного крючкотворства, но подойдя к концу, заметно приободрился. — Но казнить преступницу можно только один раз. Следовательно, согласно положениям Судебного кодекса от 1371 года, необходимо найти самую тяжкую статью обвинения и в соответствии с ней назначить наказание, как бы забыв о прочих прегрешениях. Такой статьей является, несомненно, склонение к язычеству Обращенных, как преступление многократное и сознательное. В соответствии с уложениями Церкви нашей, предписывается очищение посредством погружения в огонь. Это и будет исполнено.
Немного помолчав, чтобы слушатели осмыслили и прониклись сказанным, священник приказал:
— Палач, приступай.
Городской палач на первый взгляд не выглядел ужасающе. Толстый, низкий, похожий на ходячий окорок, красная маска едва налезает на голову. Но в руке он держал на сей раз не топор и не петлю виселицы, а чадно пылающий факел. Вот факел ткнулся в политые каменным маслом дрова — и по ним заплясали, стремительно набирая силу, огненные языки. Пламя загудело, охватывая вал дров вокруг отступницы, рванулся к небу черный, удушливый дым. Мелина отчетливо поняла, как вскоре будет: огонь не сожрет ее сразу, сперва она наглотается дыма до кровавого кашля, потом от жара вскочат волдыри по всему телу. И только после этого огонь доберется до помоста и босых ступней, подожжет подол юбки, а затем и волосы. Быстрой, хоть и болезненной смерти не будет — будет долгая, страшная агония в огненном кольце. Чинуши магистрата рассчитали все. Одна отрада — в последние минуты жизни она будет видеть море и солнце — то, что вслед за своей богиней любила и сама.
А над площадью, заглушая рев пламени, разносились слова священника:
— Такие, как она, склонны все беды валить на Темесу. Но разве не отступники, еретики и язычники, виновны в том, что на Эрхавен обрушилась немилость Единого-и-Единственного? Разве не им вы обязаны всем своим невзгодам? Каждому, бросившему в сей костер хотя бы полено, отпустится один из смертных грехов!
И правда, в костер полетели дрова, вязанки хвороста, даже какая-то старушка приволокла старый, рассохшийся сундук. Сама она не могла его и поднять, но на помощь пришли два дюжих стражника. Сундук грохнулся в рассевшийся хворост, к небу взметнулись сотни искр. Мелина вскрикнула, думая, что что-то там взорвалось, но рев пламени и кровожадный рев толпы заглушили крик.
«Язычница, богохульница и развратница»… Первое, скорее всего, правда, иначе казнили бы тайком, а скорее всего, просто отравили бы в тюрьме. Второе — возможно, правда: видя запустение в родном Эрхавене и торжествующих слуг Единого на руинах былого святилища, трудно не сказать пару ласковых Ему Самому. Ну, а третье… Он повидал достаточно проституток, чтобы уверенно сказать «нет». Хотя в былые времена ее богиня и не была против любовных наслаждений.
Чезаре Морозини приоткрыл ставни и выглянул в окно. Он не пошел на площадь — и правильно сделал: не дело для преуспевающего промышленника, коему явно благоволит Единый, бесноваться в одной толпе с голью и рванью. Вместе с теми, кто за пол-солида в день с утра до ночи вкалывает на его верфях. Если уж так хочется, он может посмотреть из окна особняка.
Морозини был еще не стар. Сорок шесть лет, и тридцать из них он владеет крупнейшей верфью Темесы и дюжиной верфей помельче, в других городах. Половина всех кораблей, сходящих со стапелей Конфедерации, притом все линейные корабли и почти все фрегаты — родом из «Империи Морозини». А ведь есть еще лучшие на Мирфэйне пушечные заводы, до которых далеко даже ствангарских, ибо что есть линейный корабль без пушек? И мануфактуры, где в вони и духоте тощие от голода ткачихи ткут огромные паруса. И канатная мануфактура, без которой не сделать хороший такелаж. И… Да много чего, вплоть до рудников и лесоповалов, потому что если ты зависишь от поставщиков и посредников, половина прибылей уйдет им. Когда-то семья предпочла заплатить немыслимые деньги за все это, и деньги окупились сторицей. И правильно: империя должна быть самодостаточной, иначе грош ей цена. Кстати, насчет денег: Кораблестроительный банк Темесы — тоже дело семьи Морозини.
