Дженнифер Роберсон - Создатель меча
Нет, решил я, глупо скорбеть до беды.
Жеребец беспокойно переступал, железо ударялось о камень. Я не мог просто повернуться и уйти, так что я прислонился к дереву и сделал глоток амнита.
— Ты слишком давно не был на Юге, старина, как и я. Точно также, как и я. Ты такой же Песчаный Тигр, которого вырвали из его пустыни, глотающий снег вместо песка… И лучше тебе побыстрее вернуться домой, пока холод не заморозил все твои суставы.
Часть моих уже замерзла. На Севере быстрее стареют кости. На Юге — кожа.
А в моем случае получается, что старею я и изнутри, и снаружи.
Приятная мысль.
Я отошел от дерева, провел ладонью по позвоночнику жеребца, приглаживая грубую густую шерсть. Гнедой задрожал, ожидая очередную порцию амнита, но я успокоил его несколькими словами. Поверх мохнатого крупа я взглянул на кошку и ее стальной язык.
Я снова вспомнил, что чувствовал — острое желание напоить меч, песню, понятную только ему и мне. Как же я, соблазнившись в момент страха за жеребца, забыл, насколько важна защита и позволил песне вырваться. Тем самым дав клинку свободу.
Ради жеребца.
Стоил ли он этого? Может быть. Мне самому это было не нужно. Я не хотел, чтобы это случилось. Ни теперь. Ни когда-нибудь. Я и без этого испробовал на себе силу яватмы.
— Брось, — вслух сказал я. — Ты сможешь достать другой меч.
Ну, может и смогу. Где-нибудь. Когда-нибудь. А оружие мне нужно было сейчас.
— Брось, — повторил я.
Аиды, хотел бы я бросить.
3
Мягкая, тихая песня. Песня только для меня. Обещающая могущество и теряющая силу, когда о ней забывают.
— Забудь это, засыпай, — пробормотал я.
Тихая, печальная песня. Она хотела передать мне свое желание, но была слишком застенчива, чтобы настаивать.
Это я знал.
Жеребец пошевелился, и я проснулся. Я сел, настороженно вглядываясь в темноту и соображая, где же нахожусь. Окончательно проснувшись, я поднялся и пошел к жеребцу, который упорно разгребал копытами грязь.
Ослабевшая шея гнедого опустилась и голова тяжело свисала почти до земли. Гнедой беспокойно переступал с ноги на ногу. Я коснулся его, но он это, кажется, даже не заметил.
И тут я испугался.
Все, что было у меня в жизни это Разящий и гнедой. Разящего я уже лишился.
Тихая, нежная, искушающая песня. Она обещала помогать мне во всем.
И вместе с помощью я должен был получить силу.
Гнедой сжался. Я почувствовал, как напряжены его мышцы, услышал как хрипло он дышит, как тревожно хрустит гравий под подкованными копытами. Жеребец поставил уши, потом прижал их.
— Хей… — начал я, но закончить не успел.
Это ощущение не появлялось уже несколько недель и сначала я даже не понял, что происходит, но потом растерянность прошла и я вспомнил. Трудно забыть единственную причину, которая вводит человека в болезненное состояние.
Не из-за того, что ты заболел. Я болел и раньше, когда получал ранения, когда в детстве у меня была температура, когда на Севере я подхватил то, что называется «простуда». Больным я себя чувствовал и после того, как перебирал акиви, а такое со мной случалось так часто, что я давно уже сбился со счета. Нет, это была болезнь не тела, а души, сопровождаемая страхом.
Но и этим дело не ограничивалось.
Все волоски на руках поднялись, чесался затылок, чесалась кожа на черепе. Я непроизвольно поежился, проклиная себя за дурь, и почувствовал как тошнота сжала мой желудок.
Не просите меня объяснить, что это было. Дел как-то назвала это влечением к магии. Кем, создатель моего меча, говорил, что я чувствителен к сущности магических явлений. Сам я твердо знал только одно — при приближении неизведанных сил ощущение неуюта у меня переходило в болезненное состояние, не сулившее ничего хорошего. А я от природы человек веселый, добрый и открытый — во всяком случае комплексов у меня нет — и мне не очень нравится, когда моя чувствительная душа калечится чем-то непонятным и мрачным, например магией.
Если конечно это она заставляла меня чувствовать себя больным.
А может виной была кошка. Я съел слишком много мяса кошки. Слишком большой кусок Северной кошки попал в Южный живот.
Но жеребец-то кошку не ел, однако тоже выглядел невесело. Или всему виной меч. Из-за него у меня были сплошные неприятности.
Значит снова…
— Гончие, — пробормотал я, вдохнув знакомую вонь.
Я и забыл, каково находиться рядом с ними, видеть белые глаза, сияющие в темноте, вдыхать резкий запах. Гончие как всегда подошли большой стаей — они подавляли одним количеством.
Я поиграл в охотника. Теперь они охотились на меня.
Жеребец тоже узнал их. Он, как и я, когда-то сражался с ними, круша гибкие тела ударами Южного железа, но такие битвы нравились ему не больше чем мне. Мы оба хотели держаться подальше от магии. Жеребец тоже был рожден путешествовать в песках, под Южным солнцем. Мы не хотели сталкиваться с непонятными силами.
Меч остался в ножнах, у костра, рядом с моими одеялами. Вот так и расстаются со старыми привычками, мрачно подумал я. Еще месяц назад, отправившись к жеребцу, я бы обязательно захватил оружие. Из случившегося можно было сделать два вывода: судьба жеребца меня беспокоила больше, чем следовало бы, и Северный меч я ненавидел больше, чем думал. Хотя меч оставался мечом, даже если у него были свои странности, и, как не хотелось мне это признавать, он мог спасти мне жизнь. Правда в этот момент он был бесполезен, потому что я оставил его далеко. Со мной был только нож и рядом не было лошади, на которой я мог бы спастись или атаковать, если дело дойдет до схватки. Теперь мне придется сражаться на земле.
Белые глаза ярко сияли в темноте. Гончие подбирались бесшумно, растворяясь в тенях. Черные и серые на сером и черном. Я не мог сосчитать, сколько их было.
Мне пришло в голову, что несмотря на ранения жеребца, я мог бы попробовать ускакать на нем. Недалеко, чтобы не искалечить его еще больше. Просто подальше, чтобы оставить зверей позади.
Но я шел за гончими не для того, чтобы сбежать, едва столкнувшись с ними. Не такое обещание я давал.
Я втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
— Ну давайте, — процедил я, — идите ко мне.
Наверное это была явная бравада. Пустые слова. Но почему не попробовать, ведь иногда срабатывает.
Иногда…
Они выползли из теней в серо-красное сияние углей. Звери с мохнатыми гривами и пятнистыми шкурами: что-то от собаки, что-то от волка, что-то от ночного кошмара. Ни капли красоты и ни следа независимости. У них не было своей воли, эти животные подчинялись приказу. Жеребец нервно пританцовывал. Сильный удар копытом расколол камень.
