Урсула Ле Гуин - История «Шобиков»
Эту дискуссию он воспринимал как совершенно рациональную.
Ее, однако, прервали не характерные для экипажа вспышки эгоизма.
— Если решила лететь, так лети! — крикнул Шан.
— А ты мной не командуй, — огрызнулась Тай.
— Кому-то надо держать здесь все под контролем, — сказал Шан.
— Только не мужчинам, — заявила Тай.
— Только не терранам, — сказал Карт. — У вас что, нет самоуважения?
— Стресс, — сказал Гветер. — Все, хватит. Хватит, Тай, Беттон. Довольно. Пошли.
В лэндере Гветеру все было ясно. События развивались одно за другим, как и положено. Управлять лэндером очень просто, и он попросил Беттона посадить его. Мальчик охотно согласился. Тай, как всегда напряженная и сжатая, сидела, стиснув на коленях кулаки. Беттон с показной небрежностью справился с управлением корабликом и откинулся в кресле, тоже напряженный, но гордый.
— Мы сели, — сказал он
— Нет, не сели, — возразила Тай.
— Приборы показывают — контакт есть, — сказал Беттон, теряя уверенность.
— Превосходная посадка, — заметил Гветер — Даже не ощутил касания — Он провел полагающиеся тесты. Все оказалось в порядке. За окнами лэндера клубился бурый полумрак Когда Беттон включил наружные прожектора, атмосфера, точно темный туман, рассеяла свет, превратив его в бесполезное свечение.
— Тесты подтверждают отчеты предварительной разведки, — сообщил Гветер. — Ты будешь выходить сама. Тай, или используешь сервомеханизмы?
— Выйду, — ответила она.
— Выйду, — эхом повторил Беттон.
Гветер, приняв на себя формальную корабельную роль поддержки, которую принял бы один из двух других, если бы наружу выходил он, помог им надеть шлемы и стерилизовать костюмы; открыл для них внутренний и наружный шлюзы и, когда они вышли из наружного, начал наблюдение на экране и через окна. Беттон вышел первым. Его худая фигурка, удлиненная беловатым костюмом, светилась в рассеянном сиянии прожекторов. Он отошел от корабля на два шага, повернулся и стал ждать. Тай спустилась по лесенке и коснулась грунта. Ее фигура словно укоротилась — она что, встала на колени? Гветер переводил взгляд с экрана на окно и обратно. Она съеживается? Или тонет? Должно быть, она медленно погружается, и поверхность планеты в таком случае не твердая, а болотистая, или суспензия наподобие зыбучего песка. Но ведь Беттон по ней ходит, вот он приближается к матери на два шага, вот на три, шагая по невидимому для Гветера грунту, и тот в таком случае должен быть твердым, а Беттона удерживает, потому что тот легче( но нет. Тай, наверное, шагнула в какую-то яму или канаву, потому что теперь он ее видит только выше пояса, а ноги ее скрывает темный туман, но она движется, и движется быстро, удаляясь от лэндера и от Беттона.
— Верни их, — велел Шан, и Гветер произнес в интерком:
— Беттон и Тай, пожалуйста, вернитесь в лэндер.
Беттон сразу начал взбираться по лесенке, потом остановился и взглянул на мать. В бурой мгле, почти на границе рассеянного сияния прожекторов, шевелилось тусклое пятнышко — фонарь ее шлема.
— Беттон, возвращайся, пожалуйста. Тай, пожалуйста, вернись.
Беловатый костюм двинулся вверх по лесенке, голос Беттона умолял по интеркому:
— Тай, Тай, вернись! Гветер, мне пойти за ней?
— Нет. Тай, пожалуйста, немедленно вернись.
Командное единство мальчика выдержало проверку; он поднялся в лэндер и остался в наружном шлюзе, высматривая оттуда мать. Гветер пытался разглядеть ее через окно — на экране ее уже не было видно. Светлое пятнышко утонуло в бесформенной мути.
Если верить приборам, то после посадки лэндер уже погрузился на 3,2 метра и продолжал погружаться с возрастающей скоростью.
— Какая тут почва, Беттон?
— Похожа на раскисшую грязь! Где она?
— Тай, пожалуйста, немедленно вернись!
— Лэндер-один, пожалуйста, возвращайтесь на «Шоби» со всем экипажем, — произнес интерком. — Это Тай. Пожалуйста, немедленно возвращайтесь на корабль, лэндер и весь экипаж.
— Беттон, не снимай костюма и оставайся в камере дезинфекции, — велел Гветер. — Я закрываю наружный люк.
— Но… Хорошо, — ответил голос мальчика.
Гветер поднял лэндер, включив одновременно дезинфекцию кораблика и костюма Беттона. Как ему виделось, Беттон и Шан вошли вместе с ним в «Шоби» и прошли по коридорам на мостик, и там их ждали Карт, Сладкое Сегодня, Шан и Тай.
Беттон подбежал к матери и остановился; он не стал ее обнимать. Его лицо застыло, точно восковое или деревянное.
— Ты испугался? — спросила она. — Что случилось там, внизу? — И она взглянула на Гветера, ожидая объяснений.
Гветер не воспринял ничего. Не-во-время не-периода никакой длины он воспринял, что ничего из случившегося не происходило такого, что не произошло. Потерявшись, он стал искать, потерявшись, он отыскал слово, слово, которое спасло.
— Ты, — произнес он, с трудом ворочая распухшим и онемевшим языком. — Ты вызвала нас.
Похоже, она стала это отрицать, но это не имело значения. А что имеет значение? Шан говорил. Шан мог сказать.
— Никто не вызывал, Гветер, — сказал он. — Вы с Беттоном вышли, я был поддержкой; когда я понял, что не смогу сохранить стабильность лэндера, что почва на месте посадки какая-то странная, я велел вам вернуться в лэндер, и мы взлетели.
Гветер смог лишь пробормотать:
— Иллюзорные…
— Но Тай вышла, — начал было Беттон и смолк. Гветеру показалось, что мальчик отстранился от матери. Что имеет значение?
— Никто не спускался вниз, — сказала Сладкое Сегодня. И, помолчав, добавила: — Никакого низа нет, и спускаться некуда.
Гветер попытался отыскать другое слово, но не нашел. Он уставился через окно на мутные бурые завихрения, сквозь которые, если внимательно приглядеться, просвечивали звездочки.
Тогда он отыскал слово, неправильное слово.
— Потерялись, — сказал он и, произнеся его, почувствовал, как огни на корабле медленно окутываются бурой мглою, тускнеют, темнеют и гаснут, а негромкое деловое гудение корабельных систем умирает, сменяясь реальной тишиной, которая была здесь всегда. Но здесь ничего не было. Ничто не произошло. «Мы в порту Be!» — попытался он крикнуть, собрав всю свою волю, но не издал ни звука.
Солнца пылают сквозь мою плоть, сказала Лиди.
Я и есть эти солнца, сказала Сладкое Сегодня. И не только я, но и все.
Не дышите! крикнула Орет.
Это смерть, сказал Шан. То, чего я боялся: ничто.
Ничто, сказали они.
Не дыша, призраки скользили и перемещались внутри призрачной раковины холодного и темного корпуса, плавающего вблизи мира бурого тумана, нереальной планеты. Они разговаривали, но никто не слышал голосов. В вакууме нет звуков, в не-времени тоже.
