Сельма Лагерлёф - Деньги господина Арне
— Послушай, Грим, собачка моя, — сказал Торарин, — вот ежели бы мы теперь увидели с тобой это в первый раз, то уж точно решили бы, что едем по широкой степи. И все-таки стали бы удивляться, какая, мол, тут ровная земля, а дорога-то и вовсе без валунов и без выбоин. И что же это за дорога такая, сказали бы мы, где по обочинам нет ни канав, ни изгородей, и как же это так может быть, что из-под снега не выбивается нигде ни солома, ни кустарник? И отчего это не попадаются нам на пути ручейки разные да речушки, а ведь они уж всегда, даже в морозы самые крепкие, умудряются по белому полю проложить свои черные борозды?
От таких рассуждений Торарин определенно получал удовольствие, и даже Гриму были они приятны. Он лежал, не двигаясь, на своем месте в повозке и молчал.
Едва лишь Торарин закончил свою речь, как повозка миновала высокий шест с прикрепленной на нем метелкой.
— Ну а вот, предположим, мы были бы с тобой здесь чужестранцы, Грим, собачка моя, — продолжил Торарин, — тогда мы должны были бы задать себе вопрос: что же это за такая странная степь, где ставят знаки, которыми мы пользуемся лишь в море? Неужто и в самом деле это море, сказали бы мы наконец. Но тут же, наверное, решили бы, что этого уж быть не может никак… Вот все это тут вокруг нас, такое твердое и прочное, — неужто всего-навсего вода? А вот эти скалистые холмы, все на одной тверди стоящие, ну разве же могут они быть островками в шхерах, меж которыми катятся пенящиеся волны? Нет-нет, мы не смогли бы, Грим, собачка моя, поверить, что такое возможно.
Торарину стало весело, и он засмеялся, а Грим по-прежнему лежал спокойно и не двигался. Торарин ехал все дальше, пока не обогнул высокий холм. И тут он вскрикнул так, словно увидел что-то уж больно странное. Он сделал вид, будто сильно удивлен, отпустил вожжи и прихлопнул в ладоши.
— Грим, собачка моя, а ведь ты все не хотел поверить, что это было море! Ну теперь-то ты наконец видишь, что это такое? Поднимись да сам убедись, что там впереди стоит большой корабль! Ладно, допустим, ты мог не узнать знак, которым пользуются в море, но тут ты ошибиться уже никак не можешь. Тут уж тебе придется признать, что мы едем по самому настоящему морю.
На мгновение Торарин умолк и стал разглядывать большой вмерзший в лед корабль. Странно смотрелся он на ровном снежном поле, будто попал сюда по ошибке. Заметив, что от корабля вверх поднимается тонкая струйка дыма, Торарин подъехал ближе и стал звать шкипера, чтобы узнать, не купит ли тот его рыбу. На дне повозки у него оставались всего несколько рыбешек, ибо перед тем успел он уже объездить все другие застрявшие в шхерах суденышки, где и распродал почти весь свой запас.
Шкипер и его команда умирали на корабле со скуки. Они купили рыбу у торговца не столько потому, что она была нужна им, а чтобы хоть с кем-то перекинуться словечком.
Когда они сошли на лед и подошли к Торарину, тот с самым невинным видом заговорил о погоде.
— Что-то не припомню, чтобы в этих краях когда-либо стояла такая прекрасная погода, как нынче, — сказал Торарин. — Вот уже три недели, как морозы все держатся, и совсем нет ветра. Здесь в шхерах мы привыкли к другому.
Но шкипер, чей галеас, набитый бочками с сельдью, застрял в заливе неподалеку от Марстранда в тот момент, когда впереди было уже открытое море, мрачно посмотрел на Торарина и ответил:
— Ты, значит, называешь это прекрасной погодой?
— Ну а как же я могу называть такую погоду иначе? — спросил Торарин. Глаза его при этом были невинны, как у ребенка. — Небо днем ясное, синее. Да и ночи столь же нарядные и тихие, как дни. Разве мне доводилось когда раньше ездить по льду? Не так уж часто море здесь замерзает, а если в какой-то год оно льдом и покрывалось, то шторм через несколько дней разгонял его.
Шкипер стоял угрюмый и хмурый. На болтовню Торарина он ничего не ответил. Тогда Торарин полюбопытствовал, отчего тот не сходит в Марстранд.
— Тут ведь будет не более часа пути по льду, — сказал Торарин. Однако ответа не последовало и на это. Торарин понял, что парень, видно, ни на минуту не желает оставить свой галеас из боязни упустить момент, когда льды начнут отступать и можно будет выйти в море.
«Редко у кого я видел такие полные тоски глаза», — подумал Торарин.
А шкиперу, уже много дней запертому в шхерах, приходили в голову разные мысли, и он спросил Торарина:
— Вот ты везде ездишь и слышишь, что там люди говорят о всяком. Может, известно тебе, зачем Бог надолго запер здесь все выходы в море и держит всех нас в плену?
Как только он это сказал, Торарин сразу переменил тон, однако сделал вид, будто не понимает:
— Не знаю, о чем это ты говоришь.
— Послушай, как-то я простоял в Бергене целый месяц, день за днем дул тогда встречный ветер, и ни один корабль из гавани выйти не мог. А на одном из застрявших там кораблей скрывался в это время человек, ограбивший церковь, и не случись тогда шторм, ему удалось бы сбежать. Люди тем временем узнали, где прятался грабитель, и как только он взят был с корабля на берег, погода сразу исправилась и задул попутный ветер. Понимаешь теперь, о чем я думаю, когда спрашиваю тебя: знаешь ли ты, отчего Бог держит закрытыми ворота в море?
На мгновение Торарин замолчал. Казалось, он хотел ответить серьезно. Однако передумал и сказал:
— Я гляжу, ты совсем уже скис от долгого сидения в шхерах. А отчего не сходить тебе в Марстранд? Уж можешь мне поверить, что нынче там не скучают. В городе собрались теперь сотни чужестранцев. А потому как заняться им нечем, они там только пьют да танцуют.
— С чего же это им так весело? — поинтересовался шкипер.
— Так ведь там собрались такие же моряки с застрявших во льду кораблей, как и ты. Много рыбаков, возвратившихся домой после отлова сельди. Потом, в городе сейчас добрая сотня шотландских ландскнехтов, получивших отпуск со службы. Теперь дожидаются они случая отправиться в свою Шотландию. Неужто вся эта братия станет ходить там с опущенными головами и упустит возможность повеселиться всласть?
— Не знаю, может, и есть у них желание веселиться, только, по мне, так уж лучше здесь ждать, — сказал шкипер.
Торарин бросил на него быстрый взгляд. Шкипер был высок и сухощав. Глаза у него были светлые и чистые, как вода, и смотрели они очень грустно. «Нет, парня этого развеселить не под силу никому», — подумал Торарин.
А шкипер снова завел с ним разговор.
— Эти шотландцы, — спросил он, — люди хорошие?
— Может, это ты и повезешь их в Шотландию? — вопросом ответил на его вопрос Торарин.
— У меня груз до Эдинбурга, — добавил шкипер, — и один из шотландцев сейчас только был здесь и спрашивал, согласен ли я взять их с собой. Но мне не очень-то нравится идти в море, имея на борту таких буянов. И я сказал ему, что мне надо бы подумать. Ты что-нибудь слышал о них? Думаешь, можно их взять без опаски?
