Владислав Русанов - Золотой вепрь
Услышав просьбу Черного Шипа, наемники только переглянулись. Уж в чем, в чем, а в этом их желания совпадали. Слишком много банда Кулака натерпелась от ландграфа и его людей, слишком много бойцов и преданных товарищей потеряла.
Едва перевязав раны, уцелевшие воины принялись искать следы сбежавшего правителя. И здесь удача улыбнулась им лишь благодаря опытным охотникам, которые в отряде Черного Шипа составляли не меньше трети. Подземный ход заканчивался в глубоком яру в четверти мили[12] от холма, на котором высился замок. Взрытый копытами суглинок ясно указывал – шесть всадников (сам господин граф, загадочный барон Фальм, Джакомо-Череп и еще трое – латники или слуги) направились отсюда на северо-восток.
– Никак на Медрен… – сунул пятерню под шапку рябой следопыт.
– А куда ж еще? – заметил Черный Шип.
– Ерунда! Медрен осажден! – воскликнула Пустельга, по привычке резко отмахивая ладонью. – Что он, совсем дурак?
– Дурак не дурак, – покачал головой Мудрец, – но малость не в себе, как мне кажется…
Почечуй не сказал ничего – он все время сплевывал слюну с кровью, а иногда и осколки зубов, – но скорчил такую рожу, что его мнение о разуме ландграфа стало яснее ясного.
– Думаю я… – медленно проговорил Кулак. – Думаю я, в Медрен его какая-то нужда зовет. Может, казна припрятана, а может, любовь до гроба…
– Скажешь тоже! – возмутилась Пустельга. – Любовь! До гроба! У этого прыща гнойного?
– А если прыщ гнойный, так уже не человек? – прищурился кондотьер. – Всякое быть может. Догоним – разберемся. Опять же, Медрен – его город, его вотчина, которую защищать надо. Войско у ландграфа – что надо! Вспомни бой на дороге. Если бы не мы, в какую бы лепешку латники пехтуру раскатали бы?
– Да уж! Чего там говорить! – Воспоминания не доставили воительнице ни малейшего удовольствия. Но она и не думала сдаваться. – Какого ледяного демона он тогда бросил свой город? Кто мне объяснит?
– Я, – коротко ответил Мудрец.
– Во-во, давай, а то сил моих нет с ними спорить, – ухмыльнулся в бороду кондотьер.
– В замок он выбрался, чтобы без лишних ушей и глаз, втихаря, как говорится, с бароном этим встретиться. С Фальмом, стало быть…
– Змеиный Язык! – с ненавистью бросил Белый.
– Да хоть хрен кошачий! – Пустельга снова взмахнула рукой. – Да! Кто он такой, кстати?
– А из той сволочи западной, что Сасандру ненавидит, – пояснил Кулак. – Завидуют. Боятся. А отсюда и ненависть. Их много нынче развелось…
– Их всегда много было, – грустно возразил Мудрец. – Только двести – триста лет назад они сидели и вякнуть боялись.
– А попробовали бы! – Женщина зло оскалилась.
– То-то и оно, – согласился Кулак. – Тогда короли отлично понимали – одно неверное слово, и отвечать за него придется перед генералами Сасандры. Западную Гоблану прирезали к империи? Прирезали. Окраину на сотню миль в Степь подвинули? Подвинули.
– С Табалой союзный договор подписали и к Внутреннему морю вышли… – подхватил Бучило.
Светловолосый студент, услышав это, недовольно сморщился.
«Ишь ты, – подумал Кир. – Может, ему не нравится, что его немытая провинция под крыло Сасандрой взята? Ну, и кем были бы табальцы без Аксамалы? А без южных земель – Каматы, Тьялы и Уннары? Жрали бы не пшеницу, а шерсть свою».
– Эх, не та сейчас империя, – со вздохом проговорил кондотьер. – Сами видали, небось: полковники в драку не рвутся, боевым духом не горят.
– Не горят? – хмыкнул Черный Шип. – Это хорошо. Это нам на руку.
– Думаешь, дядя, нам сильно хочется тут у вас воевать? – задумчиво проговорил Бучило. – Завтра скажут домой – поеду. И рыдать не стану.
– Обмякла империя, – не замечая их перепалки, продолжал Кулак. – Так бывает с борцом, ушедшим на покой. Обрастает жиром, оплывает… А там одышка. Глядишь, уже ходит тяжело. И ничего ему не надо, лишь бы кусок мяса на горбушке хлеба да постель мягкая…
– Да баба теплая под боком! – кивнул Клоп, подмигнув Пустельге.
Воительница влепила ему звучный подзатыльник. Сунула под нос кулак:
– Тебя не спросили, сопля зеленая!
– И ничего уже этому воину не надо, – вел дальше седобородый. – Приходи и бери его голыми руками. Так и Сасандра. Честь и слава, конечно, его императорскому величеству. Сумел он жизнь стране сытую да безбедную обеспечить, да врагов, оказалось, проще не оружием прищучить, а таможенной пошлиной и запретом на торговлю.
– Вот и стали мы нежные, – подхватил Мудрец. – Были гранитом, а теперь как глина. Были воинами, стали лавочниками.
– И эта война показала нашу слабость в лучшем виде. – Кондотьер скрипнул зубами. – Той Тельбии, прости уж, Черный Шип, кот наплакал, а империя, что на шестую часть суши раскинулась, с ней справиться не может. И не справится, помяните мои слова! Провозимся год, два, а то и десяток лет, а потом будем уходить, поджав хвосты, словно побитые коты.
– А то и раньше! – Крестьянский вожак обвел всех хитрым взглядом. – Но вы, главное, мне скажите – пива попьем напоследок? Мы вместе кровь проливали, вроде как побратались.
– Пива, конечно, попьем, – не стал спорить Кулак. – А уйти… Уйти можем и раньше. Если генералы прикажут. А они прикажут. Все к тому ведет, как я погляжу. Эта мразь западная навроде Фальма сейчас вовсю развернется. Думаю, не один он тут. Так ведь?
– Кто ж знает? – пожал плечами Мудрец. – Желающих подгадить Сасандре всегда много было. И не только айшасианы этим страдают. Эти ничего не пожалеют – ни денег, ни времени, ни жизней… тельбийцев. А после того как наши армии прогонят, начнут свои порядки устанавливать. Опомниться, братцы, не успеете, как в кабале окажетесь.
Черный Шип засопел, нахмурился.
– Вы, мужики, вот что… – сурово проговорил вожак повстанцев. – Догоняйте ландграфа и этого второго, который на котолака больше похож…
«На котолака? – подумалось Киру. – Это точно. Молодец, хоть и деревенщина! Верно подметил. Движения у барона мягкие, кошачьи. Да и взгляд как у ленивого, но смертельно опасного зверя».
– Ловите, мужики, ландграфа, – упрямо повторил Черный Шип. – А мы с пришельцами по-свойски разберемся. Нам захребетники без надобности. Ни свои, ни пришлые. Что сасандриец с меня подать в три шкуры драть будет, что вельсгундец… Мне все едино. Вы ужо не обижайтесь, мужики. В бой против врага общего я бы с вами еще раз пошел бы. И не задумался бы… Но именем Триединого прошу – не попадайтесь, если по всей Тельбии заваруха поднимется.
Бучило насупился, дернул пояс, стягивающий хауберк:
– Я что-то не пойму… Ты, никак, пугаешь нас, дядя?
– Рот закрой, – бросил на него строгий взгляд кондотьер. А сам посмотрел в глаза Черному Шипу. – Спасибо на добром слове. И за предупреждение тоже спасибо. Только мы – наемники. Воюем за того, кто нам платит. Воюем честно и за чужие спины не прячемся. Так что обещания, мол, буду от вас бегать, не дам. И не проси.
