Олег Говда - Беспокойное наследство
Потом парень ласково закрыл покойнице глаза, поднялся с пола, шагнул к столу и тяжело опустился на лавку.
Разнообразные мысли кружили в его голове беспутной толпой перепившихся гуляк, стремящихся переорать друг дружку, при этом даже не пытаясь вслушаться в чужие резоны. Больше всего хотелось упасть на свой рундук, или прямо здесь, за столом закрыть глаза, и уснуть. А очнуться из злого забытья от чуть ворчливого, но исполненного заботы и любви старушечьего голоса…
Куница достал трубку и кисет, основательно натоптал чубук крепким табаком, раскурил неспешно и после нескольких глубоких затяжек промолвил задумчиво:
— И ведь предупреждал же лесной хозяин: что имеешь, потеряешь — прежде чем новое обретешь… А я еще, возьми и брякни ему, сдуру, что ничего, мол, не боюсь, потому, как терять мне нечего… Вот и договорился… Теперь-то уже действительно нечего.
— Опять спешишь со словами, хозяин… — проворчал недовольный мужской басок. — Неужто так и не поумнеешь никогда?
— Кто здесь? — вскинулся Тарас, изумленно озираясь по пустой светлице. — Или мне чудится?
— Домовой я, ваш… — степенно ответил невидимый собеседник. — За добром Куниц глядеть приставленный.
— А чего только теперь голос подал? — удивился Тарас. — Замечать, мне тебя и в прежние времена иной раз случалось, мельком, — но отозвался впервые.
— Раньше тебя и без меня было кому уму-разуму учить… — вздохнул домовой. — А теперь, видно, самому придется… И не меня ты видел. Это суседко со своей кикиморой больше по дому шныряют. Бездельники…
— Сам такой… — тут же отозвался откуда-то из-за печки скрипучий женский голосок, бросаясь, похоже, в привычную перепалку. — За скотиной и по двору мой муженек глядит, я — и по дому прибираюсь, и птичник чищу, и кушать готовлю. А он только жрет в три пуза и будто бы за хатой присматривает. Можно подумать, если отвернется, так и стены разъедутся, и кровля обрушится. Да этот дом еще всех нас перестоит!
— Э, да вас тут целая куча обитает? — еще пуще удивился парень и прибавил неожиданно зло. — Ну, и куда ж вы, тля запечная, глядели, когда бабушка умирала? Меня в доме не было, а вы-то, почему не помогли своей хозяйке? Почему не сберегли? Вот похороню бабушку, так прежде чем на Запорожье уехать — сожгу эту лачугу вместе со всеми вами! — пригрозил и самому себе удивился. Что-то, в последнее время, слишком часто стал других огнем пугать…
— Не серчай, хозяин. Старая ведунья сама так решила… — сочувственно прошелестел женский голосок. — И не нам противиться ее воле. Видно — срок Аглаи Лукинишне из Яви уходить настал…
— Пришел, ушел… — сердито оборвал бормотание кикиморы Куница, не слишком и прислушиваясь к ее словам. — Молочко из блюдца хлебать, на дармовщину, все берегини в два рта горазды, а как помощь от вас понадобилась — сразу овечками заблеяли. Чего проще, на мертвую все свалить. Чай, не опровергнет!..
— Да погоди ты браниться, хозяин… — еще один мужской голос вторил женскому тенорку, доносясь из-под лежанки. — Это только реки всегда текут с горы да в море, и дождевые капли — сверху вниз падают, а в мире людей, многое не по нашему хотению деется.
— Вместо того, чтоб умничать, вовремя б водицы холодной испить подали. Может, и пожила б еще бабушка.
— Дык, объясняю тебе неразумному, — в женском голосе прорезались едва заметные сварливые нотки. — Это ж не просто еще одна старуха преставилась, а Ведунья из Яви ушла… Сама, по своему хотению! Значит, так надо! Может, место освободить хотела? И не нам ее удерживать…
— Ну-ну… — Тарас до сих пор совершенно ничего не понимал и начинал сердиться по-настоящему. — И для кого ж это моя бабушка так старалась, что умереть поторопилась? Уж не о тебе ли разговор?
— Умолкни, кикимора бестолковая! — цыкнул на жену суседко. — Видишь: молодой хозяин в растерянности чувств пребывает. Намеками да недомолвками тут не обойтись — все как следует растолковать надобно.
— Чего ж Аглая сама ему не объяснила? — резонно заметила домовиха, не собираясь уступать мужу.
— Может, не успела?
— Вот ведь свела судьба с недоумком! — взвизгнула раздраженно та. — По всему видать, что у тебя голова только для ношения шапки и предназначена! Не успела… — передразнила мужа. — Это ж Ведунья, чурбан ты стоеросовый! Она — никогда и ничего зря не делала. Может, её внучёк еще в полную силу не вошел, а может — от чего другого уберечь сопляка хотела?..
— Гм… Сама вопросы ставит, сама и объясняет… — брат домового обескуражено засопел и перестал спорить. Зная по многолетнему опыту, что в том нет никакого смысла, и последнее слово все равно за женой останется.
Зато теперь окончательно взъярился Куница.
— Значит так, нежить домовая, — слушай, что говорить стану! Уж я не знаю: кто там и от чего меня — сопляка берег, но если вы, сейчас же, всё как есть, не расскажете — то пожалеете! Во-первых, схожу за отцом Василием, пусть он тут зальет каждую щель свяченой водой. А во-вторых, во-вторых… — Тарас призадумался, чем бы еще постращать нежить, не менее грозным. — Ага! — огоньки пожара вновь заплясали у него перед глазами. — Клянусь могилой отца: сожгу хату дотла, и угольки пересею! Это понятно?!
— Не надо попа звать, хозяин, — просительно пробасил домовой. — Зачем сор с избы выносить? Договоримся… Чай, не чужие мы друг другу? А ну, нишкни! — прикрикнул на, заворчавшую было, кикимору, и прибавил, обращаясь к суседко. — Братан, урезонь свою бабу. Хозяин, на то и хозяин, чтобы все согласно с его волей исполнялось! Раз интересуется — значит, отвечать надлежит. Может, старая ведунья как раз и хотела, чтоб внук у нас обо всем выспросил? Не сумлевайся, новый хозяин, все честь по чести растолкуем. Ничего не утаим… Вот только, не прогневись, я сперва небольшое наставление тебе дам. Можно?
— Валяй… — пожал плечами Тарас и едко прибавил. — Насколько я помню, сам меня уму-разуму учить вызвался.
Домой так громко вздохнул, что мог устыдить кого угодно, но расстроенный внезапной смертью бабушки и не на шутку рассерженный парень уже ни на что не обращал внимания.
— Ну, я жду!
— Молод ты еще и от того горяч больно, поэтому на первый раз прощаю, — многозначительно пробасил домовой. — Но, заруби себе, казак, на носу крепко-накрепко: никогда, даже в шутку, не смей грозиться, что собственный дом сожжешь! Пустое дело и совсем негодящее… И уж тем более, не тревожь при этом прах отца. В особенности, если зеленого понятия не имеешь, где тот похоронен, и похоронен ли вообще. Уразумел?
— Твоя правда — погорячился малость, — вынужден был признать справедливость упрека домового Куница. — Но, только в том, что касаемо поджога, а священнослужителя мне все равно позвать придется. Бабушку отпевать надо… Вот заболтали… — парень взглянул на покойницу и тяжело вздохнул. — Как живая лежит… Кажется, уснула только крепко. Не вериться даже, что нет ее больше… — и продолжил, излишней деловитостью тона, унимая вдруг закипевшие в глазах слезы. — Дни теперь жаркие стоят, долго тело покойницы в доме держать нельзя. Так что, быстренько рассказывайте, кто и какую тайну от меня утаить хотел? И — пойду похоронами заниматься.
