Александра Лисина - Игрок
Впрочем, он уже умирал. Это было ясно без слов. Он действительно умирал и, кажется, был этим весьма недоволен. По крайней мере, на меня он смотрел крайне неприветливо. Но при этом смотрел так, что я не могла отвести глаз.
— …!! — внезапно кто-то хрипло рявкнул со спины, одновременно дернув меня за плечо.
Я охнула от внезапной боли (такое впечатление, что мне что-то сломали!), но оторваться от гуманоида все равно не смогла — он, как почувствовал, вдруг выбросил вперед изящную кисть с такими же белыми, удивительно длинными, по-паучьи тонкими пальцами, клешней сомкнул их на моем запястье и буквально впился глазами в мое лицо, что-то шепча на совершенно незнакомом языке.
Левую руку тут же обожгло холодом. Но не простым, а каким-то потусторонним, нехорошим, мертвым. Так, бывает, стоишь ночью у окна, чувствуешь, как со спины ласково овевает тепло жилого помещения, а потом смотришь на черные небеса и ежишься от смутного ощущения, что и они тоже смотрят в ответ. Недобро так, оценивающе, с холодным интересом. Вот и сейчас: мне вдруг показалось, что через это прикосновение умирающий нелюдь тоже меня изучает. Слышит мое смятение, чувствует зарождающийся страх, ощущает отголоски моей боли, читает мысли, копается в воспоминаниях.
Честное слово, мне впервые в жизни стало по-настоящему страшно.
— …!..!!..!!! — снова проревели мне в ухо и дернули сильнее.
Блин! Я же ни слова не понимаю!
— …!!!!
Да что за тарабарщина?! Кто ты вообще такой, зараза?!! И почему норовишь сломать мне единственную правую руку?!
Я вскрикнула, чувствуя, как от прикосновения существа по коже бегут ледяные разряды. Внезапно очнувшись, отшатнулась уже сама, инстинктивно помогая тому, второму, кто тянул меня от нелюдя подальше. Вскрикнула снова, когда белые пальцы едва не цапнули и за вторую руку, но промахнулись — наверное, странное существо сильно ослабло. Правда, это не помешало ему приподняться следом, вися на моем запястье мертвым грузом, выхватить второй рукой нож из собственной груди… точнее, это был не нож, а очень тонкий и довольно длинный кинжал с витой, украшенной странным серебристо-голубоватым орнаментом рукояткой… а потом с бульканьем выплюнуть из себя несколько непонятных слов. От которых меня мороз продрал уже всю, а левая рука онемела до самого плеча.
Но больше всего поразило другое: когда гуманоид (видимо, от слабости, потому что пятно на его тунике ширилось с ужасающей быстротой) все-таки разжал пальцы и выронил свой клинок, кинжал почему-то не упал на землю. Не рухнул на мои несчастные коленки, порвав новенькие джинсы и располосовав ногу до кости. Он, как привязанный, почему-то завис у меня прямо перед глазами. А когда бледнолицый тип с последним вздохом рухнул обратно и недвижимо замер, больше не делая попыток вдохнуть, вдруг завертелся вокруг своей оси, неприятно засветился, озаряя поляну… да, кажется, это была все-таки поляна… призрачным голубоватым светом. Как-то весь посветлел, стал почти прозрачным, заискрился, разбрасывая вокруг себя шипящие серебристые искры. После чего, наконец, вспухнул ослепительно ярким шаром, распался на крохотные частички, а потом разлетелся на мириады крохотных серебристых искорок, осветивших, наверное, весь остальной мир… так, по крайней мере, мне показалось.
В этот же момент стальная хватка на плече разом ослабла. Кто-то невидимый глухо выругался на незнакомом языке, грубо перехватил меня за шкирку, больно прищемив волосы, и буквально швырнул на мертвого незнакомца. Прямо-таки пнул в спину, видимо, надеясь, что озверевший кинжал удовлетвориться моим бренным телом. А следом бросил что-то еще — твердое, довольно увесистое (не камень ли?), умудрившееся тюкнуть меня точно по темечку. После чего мои волосы разметал порыв сильного встречного ветра, вырвавшийся из мертвого тела, и с неприятным стуком отбросил незадачливого кидальщика прочь. До того, как он сумел кинуть в меня чем-то еще.
Правда, я этого уже не увидела — от удара в голове все помутилось, перед глазами во второй раз запрыгали разноцветные звездочки. К горлу подкатил тошнотворный комок, а левую руку заломило с такой силой, что я белого света не взвидела.
Возможно, я закричала. Не знаю. Или даже завопила, поскольку боль была просто невыносимой. А может, это ветер от беснующегося надо мной кинжала так истошно взвыл? Не помню больше ничего. Последнее, что я увидела перед тем, как упасть на залитую голубой кровью грудь убитого существа, были его неподвижные черные глаза. Холодное мертвое лицо, в котором больше не осталось жизни. И медленно, как во сне, распадающееся на сотни зеленоватых искорок тело, в облаке которых я и утонула, как в бездонном лесном озере.
Глава 2
Оу-у-у… как же сильно болит голова!
Я с тихим стоном открыла глаза и бездумно уставилась на низкий деревянный потолок.
Боже… такое впечатление, что меня вывернули наизнанку, потом снова завернули и так много-много раз. Или, что более вероятно, я все же здорово приложилась после падения с небоскреба (поймать бы ту ворону и так ей поднавтырять!..), иначе почему у меня голова как чугунная, в висках притаился и жадно грызет кору неведомый, но жутко голодный зверь? Почему руки с ногами снова ватные, а слабость в теле такая, что я сейчас даже на горшок самостоятельно не сяду?
— Ох… — жалобно выдохнула я, сделав неуклюжую попытку подняться.
Как стоило догадаться, неудачно: от малейшего движения в голове будто бомба взорвалась, а потом меня так сильно повело, что пришлось поспешно рухнуть обратно на подушку, с проклятиями пережидая острейший приступ некстати возникшего головокружения. Блин. Черт бы побрал этих джамперов! Никогда в жизни больше не полезу на крышу… ну, в смысле, пока не поправлюсь, потому что испытанное мною ощущение свободного полета было до того дивным, что… короче, погорячилась я с обещаниями. Сильно, причем, погорячилась. Вот сейчас приду в себя, выздоровею, залечу свою многострадальную голову, отыщу того мерзавца, который бросил в нее камень, и…
Я внезапно вспомнила все свои злоключения и резко села.
— О-о-й! — пришлось тут же схватиться за виски и согнуться. — Вот же гадство! Почему ж ты так кружишься, зараза?!
— О, уже встала? — донесся откуда-то издалека незнакомый ласковый голос. Женский голос. Довольно низкий, можно даже сказать — грудной. Но приятный. Почти, как у бабушки Нелли. Когда она была жива, конечно. — Зачем же так рано? Еще полежать бы тебе, успокоиться…
Кто там со мной так мило возиться?
С трудом успокоив голову, я осторожно подняла взгляд. Правда, носа от коленок так и не отняла, отчего, наверное, смотрелась весьма забавно. Но в тот момент мне стало резко не до веселья, потому что я никак не ожидала обнаружить вокруг себя рыхлые земляные стены, устеленный старенькими циновками пол, колченогий табурет возле низенькой постели, тускло светящийся дверной проем и бойко протиснувшуюся в него пухлую старушку, держащую в руках глиняную плошку с еще дымящейся похлебкой.
