Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!
По распоряжению доктора Даша принесла очнувшейся маман полстакана кагора. Марья Петровна осталась с кагором на диване. Бородатый уселся за стол вместо нее, адвокат с румянцем от носа до ушей притащил из столовой стул и устроился рядом со мной, стараясь не смотреть на мои босые ноги, разбросанные туфли и то, что слегка виднелось под блузкой. Какой, однако, впечатлительный мужчина!
— Ну-с, — сказал седой, поглаживая бороду двумя руками, — а меня-то вы, Анна Федоровна, узнаете? Как я вас, маленькую, ландринками угощал, когда вы в инфлюэнце лежали? У нас-то с вами старая дружба, а? Я Соловьев, Алексей Эдуардович, ваш доктор, и маменьку вашу пользую, и сестрицу. И батюшка ваш на моих руках скончался… Неужели забыли-с?
— Я вас не знаю, я вас увидела сегодня впервые, — это было правдой, но никто не верил.
— А скажите, Анна Федоровна, какой сегодня день недели?
— У вас какой — не знаю. У нас был четверг.
— Четверг? Так-так… Ну, а число сегодня какое?
— С утра было одиннадцатое марта. А год… Какая теперь разница? А тут, у вас, какое сегодня число? Какой день недели?
— А позвольте поинтересоваться, вы разве не с нами-с? Тогда где это — у вас?
Но я решила больше не раскрывать рта, молча подобрала туфли, надела их и поплотнее завернулась в шаль, нечаянно задев ее концом застенчивого адвоката. Усевшись на свой стул, я стала смотреть на доктора. Доктор молчал и все разглаживал на две стороны бороду. Понятно, думает, какой же поставить диагноз… Тут маман заговорила по-французски. Обращалась она явно ко мне. Я опять не поняла ни слова.
— Мамаша! — как можно спокойней сказала я. — В двадцатый раз повторяю: не знаю я французского, только отдельные слова. Десюдепорт, например. Пардон. Мон ами. Ма шери. Сувенир. Шофер. Маникюр. Тренажер. I do not speak French! You understand? Ву компрене? Еще слово по-французски — и я не знаю, что сделаю… вот… сниму блузку!
Мадам закрылась платочком, доктор крякнул. Адвокат сделался алым от макушки до галстука.
— Антон Владимирович, ну пустите меня на место преступления, ну, пожалуйста! — я повернулась к адвокату и принялась строить ему глазки, совершенно не представляя себе, как это выглядит со стороны, но надеясь, что мои ужимки будут иметь успех. Адвокатов румянец распространился, кажется, до затылка, но брюнет взял себя в руки:
— Если доктор не против, если Мария Петровна даст согласие, и если следователь разрешит…
— У, как много условий… Маман, вы не против? Доктор, давайте поставим эксперимент — вернем меня туда, где случилось убийство. Вдруг знакомая обстановка приведет меня в чувство? А, кстати, где ваш следак… э-э-э… то есть следователь?
Адвокат вышел. Маман обмахивалась платочком и на меня не смотрела. Зато не отрывала глаз от доктора.
— На Удельную? В Пантелеймоновскую больницу? — спросила она доктора и опять промокнула сухие глаза.
— Ну, что вы, голубушка, Мария Петровна! Завтра соберу консилиум. Надо — Сербского из Москвы выпишу. Такой интереснейший, простите, случай! Она будет под домашним надзором. А там — время покажет. Лишь бы Антон Владимирович не подвел!
— В нем не сомневаюсь. Уж сколько лет он у нас, вы же знаете, как свой…
Какого лешего! Говорят об Анне, то есть обо мне, так, будто меня, то есть Анны, тут нет! Они решили, что я сумасшедшая! Хотя… Это, наверное, выход. Ну что ж, сумасшедшая, так сумасшедшая… Надеюсь, они не наденут на меня смирительную рубаху и не станут лить воду на голову — сто лет назад психов лечили именно такими методами… Я твердо решила — не дамся!
5. Я отправляюсь осматривать место преступления.
На правах сумасшедшей я стала приставать к доктору, чтобы он сформулировал диагноз. Маниакально-депрессивный синдром? Delirium tremens? Обострение вялотекущей шизофрении? Психоз? Слабоумие? Паранойя? Инволюционный психоз? Климактерическая депрессия? С каждым моим предположением у доктора все выше поднимались брови. Оказалось, бедняга и половины слов таких не знает. Зато он извлек из-под стола настоящий докторский чемоданчик, какие полагается иметь врачам в фильмах про старинную жизнь, попросил Анну обнажить колено и попытался стукнуть по нему молоточком. Старый греховодник! Я показала ему язык. Маман взирала на меня молча и осуждающе. Сожаления или сострадания она даже не пыталась изобразить. Я ей что — не родная?
Вернулся адвокат. За ним в кабинет вошел еще один брюнет — на этот раз с внушительными бакенбардами. Если бы не бакенбарды, придающие ему сходство с енотом, — ну просто красавец! Следак стал рассматривать меня в упор — наверное, адвокат уже разболтал о подозрениях доктора. Я попыталась вообразить, как бы красавец выглядел без бакенбард. Без бакенбард получилось, что он мужчина как раз того типа, какие всегда нравились мне, но которым почему-то никогда не нравилась я. И я начала думать о том, смогла бы я понравиться ему, если бы выглядела, как я, а не как Анна (естественно, в возрасте Анны). Может ли ему понравиться Анна — то есть сейчас я? Запутавшись во всех этих местоимениях и Аннах, я решила, что все же стоит попробовать его охмурить. К тому же я не могла отделаться от мысли, что следак мне кого-то напоминает. Кого-то, кого я видела совсем недавно, там, в моей настоящей жизни…
— Вот, — сказал адвокат, — это следователь, Арсений Венедиктович Сурмин. Мария Петровна, вам, наверное, доводилось встречаться. Алексей Эдуардович, вы, вероятно, тоже знаете Арсения Венедиктовича….
О том, что нудная церемония представления и обмена любезностями окончена и речь снова об Анне, я поняла, когда все замолчали и уставились на меня. Маман прямо-таки нависла надо мной:
— Анна!
Доктор похлопал даму по ручке:
— Ничего, ничего, мы понимаем…
— Анна Федоровна, — вмешался адвокат, — я рассказал господину Сурмину о вашей осведомленности в вопросах дактилоскопии, и он разрешил пропустить вас на место преступления. Разумеется, я буду вас сопровождать. С нами будет также доктор.
— Большое спасибо, — буркнула я, заворачиваясь в шаль, которая все норовила съехать с плеч.
Шествие возглавила мадам. За ней плелась я. За мной пара — доктор со своим чемоданчиком. За доктором шел адвокат. Замыкал колонну следователь. Открылась дверь, ведущая в коридор. Из коридора мы проследовали в комнату с роялем, через нее — в другую, заставленную горшками и кадками с пальмами. Маман безошибочно находила нужные двери, поэтому наше путешествие не было долгим. Вход в комнату с мертвецом охранял здоровенный мужик в мундире. Наверное, жандарм, или городовой — или кто там у них… Не увидев из-за процессии следователя, мужик бросился заслонять собой дверь. Мы расступились, чтобы следователь мог пройти вперед и отогнать его, а затем вошли — адвокат, доктор и я. Маман осталась с жандармом стеречь дверь.
