Софья Ролдугина - Трудный возраст
Не время. Можно вернуться позже. Позже. Вечером.
А дальше все было гораздо проще. Нужный домик Янош нашла почти сразу - аккуратный, приземистый, бледно-зеленый, с черепичной крышей, тонущий в белой пене жасминового сада. На звонок дверь открыла невысокая женщина в светлом платье - рыжая, ясноглазая и явно с приличным сроком беременности. Янош отдала получательнице заказ, форму для росписи, закрепила снова на спине контейнер - и рванула обратно.
Оставалось тридцать шесть с половиной минут. Более чем достаточно на обратную дорогу. Правда, у стены вокруг стройки пришлось притормозить - какая-то парочка туристов, парень с девушкой, умудрилась совершенно случайно забрести к одиннадцатому кварталу и теперь, оказавшись в тупике, увлеченно переругивалась, выясняя, кто виноват в этом. Янош настороженно понаблюдала за этим действом секунд двадцать, убедилась, что молодые люди полностью поглощены друг другом, и перемахнула через стену.
Где-то на полпути к "выходу" Янош заметила совершенно неуместный для строительной площадки мусор - пакет из местного фастфуда, пару смятых пластиковых бутылок и подозрительно попахивающее алкоголем пятно на дорожке. Агрессия в этом месте была так сконцентрирована, что ее, наверное, почувствовал бы и простой человек. Крутанувшись на месте, Янош показала неизвестно кому неприличный жест, но, видимо, на сей раз за ней не наблюдали - никакой реакции не последовало.
Пришлось поторопиться обратно в "Рыбу и Раковину" - время уже поджимало.
А у черного входа в ресторан собралась целая толпа. Человек пятнадцать, не меньше. В основном - подростки среднего и старшего возраста, но затесались среди них и взрослые. Впереди всех стоял блондинистый Виктор и дымил сигаретой.
Стоило Янош объехать последний поворот и выехать на просматривающуюся от самого ресторана дорожку, как половина ожидающих взорвалась азартно-подбадривающими воплями, а другая - разочарованно взвыла.
- Ну, ну, ну! - прокричал Александр, сложив ладони рупором. - Давай, милая, последние тридцать метров остались!
Янош понимающе усмехнулась. Ага, ставки делали, успеет она или нет. А раз так, можно и повыделываться немного, все равно еще почти пятнадцать минут в запасе. Например, проехаться задом наперед или хотя бы подпрыгнуть пару раз.
Каждый финт встречался дружными одобрительными криками, и это ужасно льстило.
- Готово, - Янош лихо затормозила прямо перед Виктором и сунула ему под нос форму для росписи. - Заказ выполнен.
- Ёлки зеленые, правда ведь успела, - изумленно выдохнул Александр и хлопнул широкой ладонью Виктора по спине: - Ты проспорил, ха! Плати теперь.
Янош крутанулась на месте и, заложив руки за спину, доверчиво заглянула Виктору в глаза.
- Ну как, я принята? Уговор дороже денег, - и она невинно хлопнула ресничками. Кто-то старательно раскашлялся, пытаясь замаскировать неуместное хихиканье. А вообще фон был приятный - одобрение, восторг, восхищение... и самая капелька гвоздично-острой зависти. То, что надо для подогрева аппетита.
Виктор растянул губы в довольной улыбке и, спустив указательным пальцем очки на кончик носа, констатировал:
- Принята. Завтра откроем для вас счет, начнете копить на серьги для матери. Кстати, у нас приняты чаевые для курьеров, о чем стоит напоминание внизу формы, - он постучал по тонкому планшету. - Добро пожаловать в "Рыбу и Раковину".
Янош улыбнулась, накручивая на палец кончик косы.
"Кто бы сомневался?"
Заказов в тот день ей доверили немного. Еще четыре в общей сложности, и то ехать пришлось недалеко. Два - на побережье, морепродукты со специями на гриле, для тонких ценителей южной кухни, недовольных качеством ближайших забегаловок. Один - комплексный обед в пасмурно-серое офисное здание в центре. Хмурый тощий клерк, от которого несло кислым унынием, принял из рук Янош объемную коробку, расписался в форме и спросил:
- Как там сейчас на пляже? Солнышко, водичка...
Янош сделала честные-честные глаза и соврала:
- Толпы людей, грязный песок, жуть как жарко и медуз к берегу прибило. Вот мне сейчас опять туда мотаться, а не хочется ну просто совсем!
Клерк развеселился, потрепал Янош по светлой макушке и предложил "посидеть немного у нас, в холодке, под кондиционером".
- Спасибо, но мне еще надо ехать на другой адрес, - скромно потупила взор Янош и вздохнула трагически.
Сочувственно покачав кудрявой головой, клерк достал карточку - и перевел на счет "Рыбы и раковины" дополнительные десять процентов оплаты к заказу. Это были первые чаевые Янош. Шесть с половиной пунктов - немного, такой суммы не хватило бы на оплату и одной ночи в гостинице, но на жилье в такие теплые дни можно и сэкономить. А там и зарплата подоспеет...
Последний заказ, рыбу под белым соусом для немолодой элегантной дамы, явно не представляющей, как используются кастрюли со сковородками и что такое "домашняя кухня", Янош отвозила уже ближе к ночи и возвращалась далеко затемно. Кратчайший обратный путь пролегал вдоль стены вокруг одиннадцатого квартала. Фонари почему-то не горели, но со стороны заброшенной стройки несло дымом - грязным, химическим, какой бывает от горящей резины. А еще - сквозь далекий шум волн, сквозь тяжелое, ритмичное тумм-тумм-тумм с прибрежных дискотек и слитный городской шум пробивался еле слышно монотонный шепот. Навязчивый, неприятный, похожий на жаркое дыхание огромного зверя, обнюхивающего затылок жертвы. Янош казалось, что шепот звучит где-то под черепной коробкой, но это совершенно точно не было телепатией. Поначалу сливавшийся в неразличимый шелест, постепенно он стал распадаться на отдельные слова. Слова цеплялись друг за друга, сплетались в предложения, все более и более осмысленные. И потом Янош внезапно поймала себя на том, что подпевает незамысловатой, но жуткой песенке.
Кто сидит под старой вишней,
Напевает еле слышно,
Косы девочке плетёт?
Папу волны в море смыли,
Мама крепко спит в могиле,
И над ней сосна растёт.
Чьи же пальцы невзначай
Вдруг касаются плеча?
...Холодная и твердая, как изо льда вырезанная, рука не "коснулась невзначай" - по-хозяйски легла на уязвимое место между шеей и плечом. Инстинкты швырнули Янош в сторону, спиной к шестиметровой стене, шершавой и безжалостно-жесткой. Дернулась верхняя губа, обнажая в оскале белые, ровные зубы с лишь слегка выступающими клыками. Сумрак стал вдруг прозрачным, как будто кто-то включил огромные дневные лампы.
