Елена Саринова - Дневник беременной или Лучшее средство никого не убить
- Ладно, я пошла, - и боком вылезла из-за стола.
Родительница вслед подскочила:
- Ты куда?
- А "куда" я?.. - и почему без сковороды? - Сначала в туалет, потом - на папину службу.
- О-ох! - снова упала та на стул. - За-чем, доча?
- Наверстывать два месяца тишины.
- Я - с тобой!
- Сбоку помолчать? - строго спросила я.
- На скамейке посидеть, - буркнула в ответ мама.
- А-а, ну, тогда пошли.
И мы с ней пошли...
Здание Главной канцелярии Ладмении пряталось меж высоких кленов в тихом дворе старой части столицы. Как и положено при наличии в государстве единовластного монарха. Да и само оно сильно смахивало на особнячок затворника среди суеты. Серокаменный такой, с черными решетками-ромбами на окнах и окованной дверью под строгой вывеской. Однако эта аскетичность щедро расцвечивалась охранной магией, наложенной трижды, что в купе (на энергетическом фоне) рождало совершенно другие радужные цвета. Впрочем, такая "защита" сказывалась на "подзащитных" крайне негативно: их природная энергия гасла уже в чакрах. Поэтому, в Главной канцелярии служили, в основном, люди. Магам же и алантам за "вредность" шла надбавка к жалованью и перстни из атрактина. Вот такая забота монарха о своем "невидимом фронте".
Мой собственный отец, уже пятнадцать лет, как заместитель начальника в отделе ремесел и торговли, сидел в скромном личном кабинетике на третьем этаже особняка. В самом конце коридора. Но, туда мы, естественно, не дошли (к охранной магии еще и охранники у входа плюсовались и, как назло сегодня там торчал незнакомый мне по прежним временам усатый хмырь). Пришлось гордо ожидать рядом с мамой на холодной скамейке у крыльца.
- Да не трясись ты. Все лучше, чем неизвестность.
Мама понуро скосилась на хлопнувшую слева от нас дверь:
- Смотря какая "известность" ждет.
Я и сама передернулась не то от стужи под задом, не то интуитивно (сильно уповаю).
- Здравствуй, дочь.
- Папа! - вышло с переливом. Родитель мой отпрянул, мама - напряглась, я - прокашлялась. - А мы тут... гуляли. Пап, мне бы к вам бы... приспичило.
Мой любимый "кашемировый кобель" удивленно вскинул брови:
- Агата, а подвалом домой?
- Наш лекарь-зануда лишний раз запрещает, - кстати, правда. - А к вам что, совсем, как за границу? И даже в твоем сопровождении? - вот здесь надо придать лицу трагизм, а позе неизбежность.
- Доча, а тут в скверике же есть... - испортила весь эффект не менее изумленная мама.
- "Вот помолчи сейчас", - пришлось на нее ментально шипеть.
- "Чудишь?" - уточнили в ответ.
- "Агата, ты серьезно?" - а это уже папа.
- Ага, - вслух оповестила я обоих. - Так что...
- Пойдем, - и родитель, наконец, развернулся.
Прямо через вечную толчею в холле, по лестнице с лунками в камне и уже на ее середине в нос ударил нет, не запах "дамских духов" (им от папы разило прочно), сырой известью, лакированным деревом и пылью:
- У вас здесь что? - и поддернула на всякий случай юбку.
Папа обернулся на ходу:
- Ремо-нт, - произнес со вселенским страданием.
- А-а... И давно?
- Второй месяц уж, - и оба пригнулись от грохота над головами.
- Не поняла? - сузила я глаза в лестничную высь.
- Ремонт, говорю! - проорал, глядя туда же мой отец. - И, видимо, у кровельщиков обед закончился. Магией бы уж давно справили, а у нас ведь ею... сама знаешь. Вот и страдаем второй месяц.
- Нет, ну надо же.
- Агата, ты о чем? - и уже на площадке верхнего третьего этажа отдышавшись, стряхнул с кашемировых плеч пыль. - Где у нас туалет, ты тоже сама знаешь. Или и туда проводить?
- Да не стоит, - великодушно разрешила я, водя по сторонам носом. - А где он? Ремонт? Несет, вроде...
- Ну да, мне и "повезло". Мало того, крыша потекла в аккурат над моим столом. Пришлось прошлогодний подмоченный отчет переделывать. Да и кучу всего остального. До сих пор по вечерам тут торчу.
- Так ты теперь без кабинета?
Родитель мой кивнул:
- Совершенно точно.
- А где тогда?
- В другом конце коридора.
- Я к тебе зайду. Попить воды.
- Конечно, заходи. Дверь тоже последняя направо. А я пока...
- Иди-иди, - и проводила взглядом кругленькую родную фигуру. - Ремонт, значит? Ну-ну... Ой...
Через семь с половиной минут, использовав "гостеприимство" соответственно предлогу, я уже стояла на пороге большого углового кабинета. Тысь, моя майка!
- Агаточка, дверь закрой, пожалуйста! - и это первое, что услышала, после чего сразу захотелось развернуться на сто восемьдесят.
А почему? Это был не кабинет, а оранжерея со всеми вытекающими отсюда (духотой, влажностью и вечной тенью). Причины красовались на широких подоконниках в расписных кадках и радовали глаз бледно-желтыми плодами, в коих я признала...
- Лимоны?
Почтенная госпожа Игнатюк (единственная знакомая мне из трех здешних обитательниц оранжереи), качнула своим "башенным" седым начесом:
- Джингарские комнатные лимоны. Очень капризны. Именно поэтому я и просила тебя дверь прикрыть.
- А-а, - скосилась я на папу, оккупировавшего со своими бумагами самый дальний угол. Тот мне обреченно скривился. Я - распахнула пальто и ослабила шарф. - А попить в вашем "Джингаре" предлагают?
- Агата, иди сюда, у меня графин...
- Ах, что вы, Людвиг! - заткнула его госпожа Игнатюк. - У нас есть и получше воды. Кристиночка!
Вот насчет "получше" меня бы сейчас сквозняк сильно устроил. Однако, раз приперлась, надо терпеть и я уселась на стул рядом с родительским столом... Бедный мой папа. Он жару переносит на манер мороженого в рожке, а здесь сущий "цитрусовый ад". Что же касается остального (ради чего и приперлась), кроме вышепоименованной матроны, у столика с чайной посудой суетилась сейчас некая "Кристиночка". Блондинка с глазами дриады и другими их выдающимися достоинствами. Третья же особа женского пола торчала за своим заваленным папками столом. Вот в нее я и уперла профвзгляд: очки, умные глаза и ухоженные темные волосы в хвосте. Она то, пожалуй, и составляет единственную здесь теоретическую угрозу моей родительнице. Однако романтических флюидов - нуль. Есть лишь исходящее от нее, и едва заметное в здешней энерговоронке, чувство дискомфорта. Интересна его причина...
Кристиночка тем временем подплыла ко мне со стаканом, до краев наполненным лимонной водой:
- Это вам, Агата, - и хлопнула густыми ресницами. - Может и вам тоже сделать, господин...
- Спасибо, не надо, - вскинулся мой отец. - Я скоро сам с этой воды пожелтею и опаду листвой. А ты пей, дочь. Тонизирует.
- И похудению помогает, - вставила дева и громко ойкнула. Я в ответ хмыкнула. Папа с чувством захлопнул толстую тетрадь. - Я, конечно, глупость сказала, - срочно поправилась оная. - Вы меня извините: зачем вам в вашем положении и худеть?
