Вальтер Моэрс - Город Мечтающих Книг
Тут «Тигренок в шерстяном носке» Калибана Сикоракса, первоиздание! Там «Выбритый язык» Адрастеи Снопы — с прославленными иллюстрациями Элайху Уиппеля! Вот «Мышиные гостиницы страны Буженина», легендарный юмористический путеводитель Йодлера ван Хиннена — в безупречном состоянии! «Деревня под названием Снежинка» Палисадена Хонко, превозносимая автобиография опасного преступника, написанная в темнице Железнограда — с автографом кровью! «Жизнь страшнее смерти» — безысходные афоризмы и максимы Ф. Г. Т. Фарквала, переплетенные в кожу летучей мыши! «Муравьиный барабан» Зансемины Духопутчицы — в легендарном издании зеркальным шрифтом! «Стеклянный гость» Зодика Глокеншрея Кольчера! Экспериментальный роман Хампо Хенкса «Собака, лающая только вчерашним днем»… Сплошь книги, которые я мечтал прочесть с тех самых пор, как о них восторженно рассказывал Данцелот. Я расплющивал ноздри о каждое стекло, как пьяный, брел ощупью вдоль витрин и потому продвигался не быстрее улитки. Пока наконец не взял себя в руки, решив не обращать внимания на витрины и составить впечатление о городе в целом. За деревьями я не видел леса, в данном случае — за книгами Книгорода. После неторопливой и мечтательной писательской жизни в Драконгоре, где дрему лишь время от времени разгоняет недолгая осада каких-нибудь врагов, суета здешних улиц обрушилась на меня градом впечатлений. Картины, краски, сцены, звуки и запахи — все было возбуждающим и новым. Замонийцы всех рас и мастей, и у каждой — свое лицо. В Драконгоре был вечно один и тот же парад знакомых физиономий: родственники, друзья, соседи, знакомые, а здесь все — диковинные и чужие.
На самом деле мне изредка встречались по пути драконгорцы. Тогда мы ненадолго останавливались, вежливо приветствовали друг друга, обменивались парой пустых фраз, желали друг другу приятного отдыха и снова прощались. На чужбине мы всегда ведем себя сдержанно, среди прочего потому, что в чужие края едешь не затем, чтобы общаться с себе подобными.
Все дальше, дальше, скорей исследовать неизвестное! Тут и там исхудалые поэты во все горло декламировали свои произведения в надежде, что, гуляя, пройдет мимо какой-нибудь издатель или баснословно богатый меценат и обратит на них внимание. Я заметил, что вокруг уличных поэтов увиваются упитанные личности, толстые кабанчиковые, которые внимательно слушают и временами карябают какие-то заметки в блокнотах. Но это были отнюдь не щедрые покровители, а литературные агенты, навязывающие исполненным надежд авторам кабальные договоры, чтобы потом безжалостно выжимать из них соки, пока не выдоят все до последней оригинальные идеи — про такое мне рассказывал Данцелот.
Небольшие группки наттиффтоффских бюрократов бдительно патрулировали улицы, высматривая нелегальных продавцов, не имеющих наттиффтоффской лицензии: везде, где бы они ни появлялись, поспешно заталкивались в мешки книги и трогались с места тачки.
В переулках «живые газеты», проворные карлики в традиционных бумажных накидках из газетных гранок, выкрикивали самые свежие сплетни и пересуды мира литературы и за ничтожную плату позволяли прохожим прочесть с их накидок подробности:
Уже слышали? Мулиат фон Коккен сбыл свой рассказ «Лимонные литавры» «Мелиссовому издательству», которое предложило самую большую цену!
Невозможно поверить: решение редакционной коллегии по выходу романа Огдена Огдена «Пеликан в слоеном тесте» откладывается еще на полгода!
Невероятно: Последнюю главу для «Пьяного правдой» Фантотас Лемм списал с «Древесина и безумие» Уггли Прюделя!
Охотники за книгами спешили из одной букинистической лавки в другую, чтобы обратить свою добычу в звонкую монету или получить новые заказы. Охотники за книгами! Их легко было узнать по рудничным лампам на шлемах и коптящим факелам на медузосветах, по прочной, военного покроя одежде из кожи, по доспехам и кольчугам, по инструментам и оружию, которое они носили при себе: секиры и сабли, кирки и лупы, тросы, веревки и бутыли с водой. Один вылез из канализации прямо у меня перед носом, впечатляющий образчик в железном шлеме и проволочной маске. Такие меры они принимали, чтобы защитить себя не только от пыли или опасных насекомых таинственного мира под Книгородом. Данцелот рассказывал, что под землей охотники за книгами не просто отнимают друг у друга добычу, но ведут самую настоящую войну и даже друг друга убивают. Увидев, как, тяжело дыша и бурча себе под нос, выбирается из земли это закованное в броню чудовище, я с готовностью поверил его словам.
Но большинство прохожих были простыми туристами, которых в Город Мечтающих Книг привело любопытство. Многих гнали стадами по переулкам экскурсоводы с жестяными рупорами, оравшие своим группам, например, в каком доме какому издателю сбыл по дешевке Уриан Нуссек «Долину маяков». Гогоча и вытягивая шеи, точно растревоженные гуси, гости города тащились за проводником и дивились каждой банальной мелочи.
То и дело дорогу мне заступал какой-нибудь нахал, пытающийся всучить одну из бумажек, где значилось, в каком книжном магазине такой-то писатель сегодня в «каминный час» почтит собравшихся чтением отрывков из своего шедевра. Прошло немало времени, прежде чем я научился просто игнорировать эту разновидность разбоя с большой дороги.
Повсюду бродили, пошатываясь, малорослые существа, одетые как «книги на ножках» и рекламирующие, скажем, «Русалку в стакане воды» или «Погребение жука». Временами они наталкивались друг на друга, поскольку мало что видели в прорези своих муляжных облачений. Тогда они обычно с шумом валились плашмя и под всеобщий смех пытались вновь подняться на ноги.
С изумлением я остановился посмотреть на уличного циркача, который жонглировал двенадцатью пухлыми томами. Кто хотя бы раз пытался подбросить и снова поймать книгу, знает, как это тяжело — впрочем, следует отметить, что в распоряжении циркача было четыре руки. Другие уличные актеры были одеты в костюмы популярных персонажей замонийской литературы и, стоило бросить им монету, декламировали наизусть отрывки из соответствующих произведений. На одном только перекрестке я увидел Харио Шунглиша из «Клетчатых», Оку Окра из «Когда камни плачут» и чахоточную героиню Заниллу Кашле-Дудки из шедевра Роджорна Байджа «Занилла и мурх».
— Я всего лишь горный сморчок, — как раз восклицала с большим чувством актриса, — а ты, мой возлюбленный, мурх. Никогда нам вместе не быть. Исход предрешен злой судьбой. Так давай же бросимся в ущелье Демоновой Устрицы!
