Ольга Романовская - Обещание
— Надеюсь, ты сказала это, не подумав, — смягчилась Старла.
— А ты как думаешь? Мне надоело повторять тебе, что со мной всё в порядке, что я не перегрелась на солнце, не упала с лошади, не ударилась головой о стену, пол, дверь — или что там еще тебе взбредет в голову? Я убью его — и это не каприз.
— Стелла, одумайся! — Сестра умоляюще посмотрела на неё. — Ты еще совсем ребёнок…
— Интересно, ты и в тридцать будешь считать меня маленькой девочкой?
— Но это правда. Тебе только шестнадцать.
— Уже шестнадцать, — поправила её Стелла.
— Ты даже не совершеннолетняя…
— Ты тоже стала королевой до совершеннолетия.
— Нет, не стала. Ты же знаешь, что я лишь ставила подпись под документами, которые подавал мне Совет.
— Значит, если мне не восемнадцать, я не человек?
— Я этого не говорила. Хорошо, закроем эту тему, — вздохнула королева. — Надеюсь, ты согласишься, что война — мужское занятие.
— Соглашусь. Что дальше?
— А то, что ты останешься дома. Чтобы убить Маргулая, нужен опытный воин, мужчина, с детства неразлучный с мечом, а ты никогда в жизни оружия в руках не держала…
— Откуда ты знаешь?
Старла опешила, но всё же нашла в себе силы продолжить:
— Если тебе так хочется что-нибудь сделать, попробуй организовать сбор средств для армии. Мы снарядим армию и с помощью богов…
— И когда же это будет? Через год? Через два? Через десять? Нет, лучше я поеду сейчас.
— Стелла, я прикажу тебя запереть.
— Я всё равно убегу.
— Но почему? — в отчаянье спросила королева.
— У него же корона отца!
— Я помню, — вздохнула Старла. — Мы ее вернем, обещаю. Сейчас в тебе говорят эмоции, но скоро ты успокоишься и поймешь…
— Старла, я дала слово.
— Это было сказано в запальчивости, подобные обещания ничего не значат.
— С каких это пор слово Акмелуров ничего не значит? Задета наша честь, и, раз никто из наших кузенов не хочет отомстить, это сделаю я.
— Если хочешь, я поговорю с Фарнафом…
— Он не поедет. Старла, они все сгрудились около троны и не желают пальцем пошевелить, чтобы защитить тебя!
— Ты не права, не говори о том, чего не знаешь.
— Зато я вижу. Повторяю, я поеду. Никто никогда не сможет обвинить меня в том, что я не сдержала обещания.
— Стелла, кто ты, а кто Маргулай?
— Мне все равно. Отец учил нас быть смелыми, честными и вести бескомпромиссную борьбу со злом. Для него честь семьи — это не пустое слово. Маргулай оскорбил нас, он покусился на то, что принадлежит нам по праву, он причиняет боль невинным людям, мучает и изводит тебя — и ты думаешь, я буду терпеть? Отец бы не стал, и я не буду, я поступлю так, как поступил бы он.
— Да, ты очень на него похожа, даже не знаю, хорошо это или плохо.
— Знаешь, я до этого не связывала с Маргулаем, но теперь понимаю, что пару лет назад голос не случайно велел мне достать меч отца.
— Чей голос? — забеспокоилась Старла.
— Не знаю.
— Мой тебе совет: забудь о нем! Разве ты не понимаешь, что боги смеются над тобой?
— И пусть, я делаю это не из-за них, а из-за тебя. Я не желаю, чтобы это гнусное существо пило твою кровь, издевалось над тобой и поносило отца. Старла, я смогу его убить, я не испугаюсь, поверь! Почему ты не позволяешь мне этого сделать?
— Потому что я люблю тебя, потому что знаю, что эта безумная затея погубит тебя. Стелла, всеми богами заклинаю, останься дома! Обещаю, мы что-нибудь придумаем.
Стелла больше не рвалась в Добис, но, вопреки желанию сестры, не выкинула из головы данное обещание. Каждый раз засыпая, она желала Маргулаю смерти и с особым упорством совершенствовала посредственное владение с мечом, надеясь при новой встрече с колдуном не ударить лицом в грязь.
Принцесса стала задумчивее, внимательнее на уроках истории и естествознания, донимая учителя вопросами о ядовитых растениях. После занятий она приходила в фехтовальный класс и внимательно следила за тренировочными боями Маркуса, а после его ухода с мрачным упорством раз за разом вонзала нож в учебный манекен. Каждый раз метила в сердце. Сначала просто вонзала, а потом метала с небольшого расстояния. Если нож не всегда попадал в «десятку», то стрела всегда вонзалась туда, куда хотела.
Когда-то они с отцом на спор бросали дротики, теперь девушка была благодарна давней детской забаве.
Иногда во время приступов меланхолии принцесса приходила в храм и подолгу молча стояла у статуи Амандина, моля его раз и навсегда избавить сестру от Маргулая.
В тот день она тоже по привычке пришла в храм, выбрав время, когда в нем не будет просителей: Стелла не любила молиться на публике. Тяжелые двустворчатые двери были приоткрыты, и девушка бесшумно вошла внутрь. Как обычно она направилась к статуе и приготовилась обременить бога очередной порцией просьб, когда услышала приглушенные голоса, доносившиеся с галереи. В храме была хорошая акустика, и слова гулко отражались под его сводами. Повинуясь давней детской привычке всегда быть в курсе событий, Стелла крадучись подошла к галерее; теперь она отчетливо различала голос Дейры, но имя ее собеседников по-прежнему оставались загадкой.
— Тише, — увещевал остальных спокойный голос, несомненно, умудренного сединами человека. — Такое иногда встречается. Дейра сделала все, что было в ее силах.
— Ну зачем, зачем было хранить это здесь? — вопрошал второй голос, женский.
— Это было всего на несколько дней, я не думал…
— Мерзкий червяк, с удовольствием раздавлю его! — А в обладателе этого голоса, как и в Стелле, бурлили эмоции.
— Тише, — вмешалась женщина, — ты не у себя дома.
— Прекрасно, теперь ты будешь затыкать мне рот? Сами проворонили — и пытаетесь сделать меня виноватым? Да, это не мой дом, из моего дома это бы не украли.
Холерик замолк, дальше беседовали только первые двое; это был диалог, прерываемый редкими ответами Дейры. Говорили о Маргулае, о некой вещи, которую он украл из храма, и неком секрете, который можно было открыть с помощью этой вещи. Из слов беседующих выходило, что это был уже не первый секрет, который стал известен колдуну, что их очень беспокоило.
— Это должен вернуть человек, — подвел итог беседы спокойный голос. — Дейра, у тебя есть кто-нибудь на примете?
Стелла не расслышала ответ, потому что медленно пятилась к дверям. Последней фразой «хозяин дома» окончательно раскрыл свое инкогнито, и девушка спешила скорее уйти, чтобы не быть уличенной в совании носа в чужие дела.
На следующий день к ней зашла жрица и, плотно притворив за собой дверь, спросила:
