Людмила Астахова - Злое счастье
В этой комнате Хелит и проводила все дни напролет: ела, училась, слушала, как Касси играет на инструменте, похожем на арфу. А может быть, это и не арфа. Но когда девушка предложила Хелит попробовать себя в качестве музыкантши, то у той ничего не вышло. Бедная «арфа» жалобно звякнула, протестуя против неумелых рук.
«Так, значит, к музыке я никакого отношения не имею», — мысленно огорчилась Хелит. Играть, как Касси, и петь, как Гвилен, она бы точно не отказалась.
Конечно, получалось поначалу не слишком складно. Хелит смешно коверкала слова и неправильно расставляла акценты.
— Мние просИть вода как?
— Скажи лучше: «Я хочу воды», — терпеливо исправляла Даугир.
— Йа хчу вады.
— Уже лучше.
Самой же Хелит казалось, что она топчется на месте и, вообще, полная бездарь. А может быть, у неё просто нет склонности к языкам? Иногда в памяти всплывали фразы на еще одном языке из Той жизни, но это только подтверждало уверенность, что этот второй язык такой же чужой, как и местный. Обрывки песен и несколько слов — это ничего не означает.
«Осторожность — прежде всего», — без устали твердила себе Хелит по десять раз в день.
Хотя чувство, будто идешь по узкому мостику над пропастью, не покидало её ни на миг. Всё могло сложиться гораздо хуже, много хуже.
Когда долгое время приходится вынужденно молчать, держаться тише воды и ниже травы, в голову начинают приходить странные мысли, а главное, накапливается множество вопросов.
Как, например, вышло так, что Хелит понимает назначение большинства вещей, но не может вспомнить собственного имени? И как она сумела попасть Оттуда Сюда?
Обычный здравый смысл подсказывал, что рано или поздно придется сознаваться в подлоге, правда когда-нибудь да откроется, но прежде не мешало бы определиться с собственным местом в жизни. Как, оказывается, важно знать, что ты есть такое.
Жарко пылает огонь в камине, уютно барабанит в окно дождь, и от осознания, что всё идет своим чередом, становится теплее на душе. Еще накануне Мэй дал себе обещание написать письмо брату, но все откладывал и откладывал до последнего, ссылаясь на другие, не менее важные, дела, которые у властителя не переводятся никогда.
…Говорят, что в ночь, когда благородная Элану разрешилась от бремени первенцем, над Тир-Галаном бушевала чудовищная буря. Почти все деревья в саду Галан Май были повалены ветром, от попадания молнии сгорела мельница, а град побил большую часть посевов. Мальчик родился с длинными огненно-рыжими волосами, а орал он так громко, что перекрикивал гром в небесах. А может быть, врет молва, кто знает. Однако же родился Мэйтианн'илли гэл-Финигас арр'Элану в Лойсов день, что само по себе важное знамение. Говорят, что повитуха, принимавшая роды, извлекая новорожденного из чрева, ругалась последними словами. Один раз в 150 лет смертные отваживаются праздновать день Бога-Клятвопреступника, и стараются никакими особыми деяниями не привлечь к себе внимание небожителя: не напиваются, не воруют, не насилуют, даже не смеются и, тем более, не рожают детей. Дэй'ном, те и по сей день убивают всякого рожденного в Лойсов день, не разбирая, чей плод — королевы или рабыни.
Кто знает, как бы поступил лорд Финигас, не будь он в военном походе. В свою очередь, леди Элану не стала тут же слать гонца с вестью о рождении долгожданного сына. И хотя впоследствии отец Мэя жестоко пожалел о своем отсутствии и чадолюбии супруги, но идти против судьбы он не решился. Ведь не спроста же ребенка переносили в чреве на две дюжины дней долее положенного природой срока? После Мэя леди Элану родила еще семерых — пять сыновей и двух дочерей, но только за первенца всегда по-особому тревожилось её сердце. И когда мальчику исполнилось двенадцать, мать тайно повезла его в Лог-Йокуль к провидице из народа ангай.
Говорят, что после разговора с Вану-ангай леди Элану вышла из дома провидицы совершенно седая, узнав, что первенцу суждено стать отступником, отцеубийцей и изгоем.
Врут, конечно.
Мэй прекрасно помнил тот день и выражение лица матери, когда она дослушала бормотания ангайской ведьмы.
— Лойс побери, за что я заплатила такую кучу денег? — сварливо спросила Элану. — За пьяные бредни выжившей из ума дуры? Мэй, клянусь, я делаю это в последний раз, — пообещала мать и купила ему в подарок новый пояс.
Ангайской работы, из прекрасно выделанной воловьей кожи с накладками в виде змееглавых рыб. Сносу не было этому поясу.
Вану-провидица посулила Мэйтианну венец верховного короля, жену-чужеземку и победу в любом сражении, при условии, что биться он будет под собственным знаменем. Одним словом, вещи невозможные по определению. Во-первых, род королей достаточно многочисленен, и династию есть кому продолжить. Во-вторых, все мужчины в их роду женятся либо на урожденных Арант, либо на Кониган. А, в-третьих, в бой Мэй будет ходить под знаменем своего отца.
Кто знал, что третье пророчество Вану-ангай сбудется? Под стягом с тремя белыми стрелами Рыжий, и в самом деле, не проиграл ни единого сражения. Вот, поди знай, верить или не верить провидицам.
Помнится, Лог-Йокуль Мэю совсем не понравился. Жара стояла немилосердная, от реки нестерпимо воняло помоями, и по ночам на город накидывались тучи комарья. Прожорливые твари грызли всех подряд: униэн, ангай и нэсс, и, похоже, не гнушались даже кровью дэй'ном. Покусанный с ног до головы, Мэй мечтал только о том, чтобы поскорее вернуться в Галан Май. Там всегда дует ветер, там никогда не бывает такой удушающей жары, там по ночам люди спокойно спят, а не гоняются с пальмовыми ветками за назойливыми насекомыми.
Рыжий помимо воли усмехнулся своим воспоминаниям. Что ни говори, а времена были замечательные. Жаль только — кончилось всё плохо.
Он тряхнул головой, силой гоня неуместные мысли, и сосредоточился на письме к Сэнхану, стараясь не упустить ни одного уважительного оборота, который требуется при обращении к благородному князю униэн:
Высокородному лорду Джэрэт, благородному Сэнхан'илли, держателю Галана и наследнику 10 поколений славных предков!
Дорогой брат!
Стремлюсь донести до Тебя подробности тех чрезвычайных обстоятельств неблагоприятного свойства, коими вызван перенос встречи Тайгерна с леди Хелит гэл-Оллес…
Далее Мэй пустился в долгие и пространные описания причин и следствий происшедшего несчастья с отрядом из Алатта. Специально, чтоб Сэнхан заскучал, а еще лучше, заснул прямо над письмом. Если память не изменяла Рыжему, то чтение почты младший брат откладывал на самый конец дня. Ибо не сильно дружил с писаным словом. Вывод из послания следовал один — Тайгерну торопиться некуда. Пусть сидит в столь любезной его сердцу столице и продолжает флиртовать с придворными дамами.
