Татьяна Смирнова - Зона сумерек
— Привет, — неразборчиво буркнул он и мотнул головой, стряхивая наушники.
Увидев его Паша на мгновение «поплыл». Перед глазами возникло море сладко пахнувшей травы и надраенные до блеска железные ворота. "Именем Зевса приказываю тебе…" Он сделал непроизвольное движение рукой, чтобы заслониться от пронзительного света, который принес с собой «подросток», — но тут же устыдился и шагнул вперед.
Здравствуй, Страж… — Тысячелетия ожидания не пробились в его голосе даже намеком на упрек.
— И ты… здравствуй.
Страж медлил всего мгновение. А может и не было его, этого мгновения, просто Паше, от напряжения потерявшему ориентацию во времени, показалось, что было. Но Страж протянул руку и Паша ее пожал.
— Петюня, — бесцеремонно влез Миша, — у тебя фомка с собой?
— Обижаешь? — Пожав плечами с легким, едва уловимым презрением настоящего профи Страж пошарил в заднем кармане брюк.
— Как мне найти его? — тихо спросил Паша, сдерживая гнев.
— Змея? А никак, — Миша сплюнул на пол и аккуратно растер плевок фирменной кроссовкой, — Он сам тебя найдет. Единственное, что ты должен сделать — это запалить перед алтарем свечу белого воска… Там их много всяких. Есть и белые.
Внезапно Паша почувствовал страх, острый, как боль.
— Нельзя же… белую, — проговорил он и осекся. Мягкий свет в глазах Гавриша был не упреком, но чем то очень похожим на упрек.
— Теперь все можно, — услышал он, — если уж Петр достал свои ключи…
И все сделалось предельно ясно. Но он все-таки спросил, не верилось ему:
— Сегодня… последний день?
Ответ Гавриша опоздал. Звонко щелкнула, и с противным металлическим лязгом отошла тяжелая дверь.
— Как видишь — не швейцарский банк, — прокомментировал Страж.
Вот и открылись перед ним Врата. Нужно было идти привычной дорогой и делать насквозь знакомое дело, но как то уж больно странно было ощущать за спиной конечность бытия.
Иди, — тихо напутствовал его Миша. Этот улыбчивый здоровяк был необыкновенно серьезен и на миг сквозь розовощекую маску проступило другое лицо: строгое, спокойное, с благородством черт и неземным светом в глазах.
— Иди, — тихо подтвердил Гавриш.
Страж отступил в сторону и открыл перед ним дверь.
Паша шел по лестницам и анфиладам, мимо "колодца призраков", вдоль полуразрушенной стены, по мосту из рельса, и чувствовал, как вибрируют стены.
В дверных проемах, затянутых паутиной, оживали прозвучавшие здесь когда-то шаги. Он шагнул к деревянному распятию и поднял голову: потолок был необыкновенно высок. Казалось, что никакого неба нет вообще, что этот высоченный каменный свод и есть — небо. Паша окунулся в странные ощущения, словно он каким-то непостижимым образом продолжился до бесконечности и может почувствовать каждую звезду в черном провале небес, каждую песчинку, каждую падающую в вечность секунду. Ноль координат.
Алтарь почти не тронуло время. Он покопался и действительно обнаружил свечи: новые, оплывшие и огарки. Стараясь ни о чем не думать, выбрал белую, нетронутую.
— Хочешь помолиться?
Голос прозвучал, казалось, совсем рядом. Паша резко обернулся, готовый ко всему, но зал был по-прежнему пуст. Не могло же ему почудится? Он, определенно узнал этот голос, и сейчас тщетно пытался отыскать владельца, щуря близорукие глаза. В проходе выросла тень и ткнулась в Пашу, как острие меча.
— Не стоит шуметь. Я уже здесь.
Глеб шевельнул кистью, и в глаза Паше ударил почти нестерпимый блеск.
Он невольно зажмурился, а когда открыл глаза — враг был уже рядом. Шагов его Паша не услышал, да и не успел бы он проделать этот путь, но теперь это уже не удивляло. Паша многое вспомнил. Жаль — поздно. Но бывает хуже, мог бы и вообще не вспомнить.
В руке Глеб действительно держал меч, но Паша смотрел не на оружие, а на темное кольцо. Внезапно оно начало расти и надвигаться на него. Паша даже отпрянул, прежде чем понял, что враг протягивает ему оружие: в лучших традициях — рукоятью вперед.
— Возьми, — потребовал он.
— Ну ты даешь, Ричард Львиное Сердце, — Паша мотнул головой, освобождаясь от наваждения. Мгновение слабости минуло, тело наливалось злостью и силой, — ты бы еще дуэльные пистолеты приволок. Я думаю, мы обойдемся без железа.
Глеб резко вскинул бровь:
— Хочешь устроить свои похороны за чужой счет?
— Почему бы нет? — Паша отступил, незаметным для глаза движением разминая мышцы, — каждый экономит как умеет…
— Как хотите, пан поручик.
Отброшенный меч перевернулся в воздухе, сверкнув в рассветном солнце, и в тот же миг тело бросило влево и вниз. Рухнув на каменный пол Паша кощунственно выругался — он слишком долго не дрался. Примитивный отвлекающий маневр едва не погубил его. Спас глубинный, въевшийся в подкорку рефлекс.
«Подлость» и "военная хитрость" вещи разные, и если первой противопоставить нечего, то со второй можно поспорить.
Он отступил, нарочно раскрываясь и, словно в замедленной съемке увидел, как двигается к нему слегка согнутая ладонь. Шаг влево. Рука потянулась к запястью. Сомкнулась мертво. Вниз… И каменное небо распалось брызгами, а земля полетела навстречу. Он почти не коснулся земли, сгруппировался, перекатился, вскочил…
В полутемной часовне светлело. Колонны в углублении нефов, которые он лишь смутно угадывал раньше, стали отчетливо видны. А небо было не каменным, это ему показалось, что там камень. Голубой свод выгибался над ним — чистый, без единого облачка и прозрачный, как воды Эвнои. Изначальное небо не знало грозовых раскатов. И радуги оно тоже не знало.
Карие глаза с жестким прищуром внезапно заслонили свет и все тело взорвалось болью. Паша пренебрег блоками и бил сквозь удар, не заботясь о себе, как никогда не делают спортсмены. И как всегда поступают солдаты.
Услышав про радугу мозг отозвался не сразу, но потом до него дошло — это был голос Глеба, а в карих глазах, как в зеркале, метнулась его собственная боль.
Мастер Иллюзии в своем репертуаре. Но в последний день такие фокусы стоят дешево. Легко, словно танцуя, Паша отклонился и вдруг резко, с разворота выбросил ступню, целя в челюсть. Удар достиг цели и родился звон, словно разбили стекло… а потом сзади обрушилась тьма от которой не было спасения, потому, что пришел наконец тот день — жаркий, как печь, и настала тишина на малое время, и пропела ангельская труба, и был у этой трубы низкий.
До неузнаваемости искаженный женский голос:
— Не делай этого.
Упав на одно колено, Глеб поудобнее перехватил голову противника, намереваясь открутить ее напрочь. Крик Розали спутал его планы. Откуда она здесь взялась, и как нашла его? Ах да! "Черная луна". Носитель "не мог быть" в одиночестве, поле кольца покрывало его, точно кокон, отрезая от всех земных и небесных источников энергии. Носитель "Черной луны" жил за счет жизненной силы того, у кого было второе кольцо. И, разумеется, не мог его потерять.
