Сэм Энтховен - Черная татуировка
Мальчики смотрели друг на друга.
— Ну, все нормально? — нетерпеливо спросил Чарли.
— Не совсем, — ответил Джек. — Явно все не так просто, есть тут что-то еще, но ты не знаешь, что именно. И, — добавил он, заметив, как Чарли качает головой, — я не верю Скорджу.
— Ну а я верю, — огрызнулся Чарли. — Я верю Скорджу!
Друзья снова молча уставились друг на друга.
— Слушай, — сказал Чарли, подвинувшись немного ближе к Джеку. — Ты не знаешь, каково это. Я пытался тебе объяснить, но ты мне все равно не поверишь.
Джек ждал продолжения.
— Встреча со Скорджем — это самое лучшее из того, что со мной случалось, — сказал Чарли. — Понимаешь? С того самого дня, как я прошел испытание, все в моей жизни — каждый шаг, каждый вздох… все это стало магическим, важным и настоящим. И вот теперь я спрашиваю у тебя, старик, есть на свете такое, что может быть лучше? Ну, давай, — поторопил он, когда Джек не ответил сразу. — Скажи!
Джек молчал. Чарли улыбнулся.
— Когда каникулы заканчиваются? — спросил он. — Через пару недель, да? И ты сейчас начнешь всерьез говорить мне, что мне надо вернуться в школу, что это важнее всего на свете, хотя я могу править Вселенной?
Джек продолжал молчать.
— Вот такой у меня выбор, — сказал Чарли. — Я могу править адом или вернуться сюда и быть обычным, — Он фыркнул. — А что касается моих родителей… — Он горько усмехнулся, — Ну, я уже сказал, у меня есть план. Все получится, и про меня очень даже скоро все забудут. Поэтому ничего у меня тут нет, — сказал Чарли, придвинувшись еще ближе к Джеку. — Понимаешь? Ничего. Кроме тебя.
Ребята снова умолкли.
— Знаешь, — продолжал Чарли, — ты в любой момент можешь навестить меня. Я всегда найду время для тебя, дружище. Ты ведь это знаешь, правда?
Джек не ответил.
— Ну же, старик, — не отставал Чарли, — скажи что-нибудь!
Еще долго-долго было тихо. Наконец Джек сказал:
— Ты идиот, Чарли.
Чарли ошеломленно заморгал.
— Не могу поверить, будто ты сам не видишь, какой ты идиот, — сказал Джек. — И мне от этого очень грустно, ведь что бы я ни говорил, что бы ни делал, ты все равно сделаешь по-своему, все равно натворишь страшных глупостей, а я ничего не могу сделать, чтобы помешать тебе. — Он посмотрел на Чарли в упор. — Так ведь? — спросил он. — Я ничего не могу сделать?
— Нет, — выдохнул Чарли. — Ничего.
— Тогда, — сказал Джек и с трудом поднялся, ибо разговор измучил его, ему было тоскливо, плохо, и ноги у него затекли, — если можешь, отнеси меня обратно в театр.
Чарли фыркнул.
— Иди сам, — сказал он, не поднимаясь. Волосы опять упали ему на лоб, завесили глаза. — У меня еще есть кое-какие дела.
— Ты меня пешком отправляешь? — спросил Джек.
— Нет. Ты не понимаешь. Ты возвращаешься. Будешь на месте меньше чем через секунду. Не переживай.
— О, — произнес Джек, всеми силами стараясь не переживать. — Ну ладно.
— Прощай, Джек, — сказал Чарли. — Мне жаль, что все так вышло.
— Пока, Чарли, — сказал Джек. — Мне тоже жал…
В следующее мгновение он оказался в запертой комнате.
— …ко, — договорил он и только теперь понял, что мог бы попросить Чарли перенести его в любое другое место.
Типичный случай.
Чарли просидел, скрестив ноги, на крыше башни Центр-Пойнт еще, наверное, минуты полторы. Неожиданно на его плечах возникли две непроницаемо-черные фигурки. Эшмон и Хешмин проворно сбежали вниз по рукам мальчика и вцепились в его пальцы маленькими острыми зубками. Чарли рассеянно погладил их.
«Что ж, — подумал он, — все прошло не так хорошо, как я надеялся».
Они или мы. Одно или другое. На веки вечные.
Честно говоря, ему не так уж трудно было сделать выбор. Во всяком случае, если бы этот мир пожелал уговорить Чарли остаться, миру пришлось бы здорово постараться.
Чарли встал. Его фамилиары исчезли в складках темного, как ночь, плаща. В развевающемся на ветру плаще Чарли подошел к краю крыши. Он быстро окинул взглядом город и, шагнув с небоскреба, утонул в ночи.
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
Номер Двадцать Седьмой думал о выпечке. А именно — о пирожном «наполеон», своем любимом, и о том, какое оно вкусное. Он уже начал дремать, когда у него на пульте вдруг замигала красная лампочка.
Он мгновенно проснулся и протянул руку к рации, лежавшей на столе, а другой рукой вывел на дисплеи мониторов нужную картинку.
— Второй на связи, — послышался голос из динамика рации.
— Сэр, — сказал Номер Двадцать Седьмой, — у нас проблема.
В этот момент все недавно установленные на верхних этажах здания динамики издали жуткий, пронзительный, набиравший высоту визг. Сработала система тревожной сигнализации.
— Мониторы? — рявкнул голос из динамика рации.
— Прошу прощения, сэр? — сказал Номер Двадцать Седьмой.
— На мониторах что-нибудь есть? — с трудом скрывая раздражение, спросил Номер Второй.
— Ничего, сэр, — ответил Номер Двадцать Седьмой. — Кроме… погодите.
— Да?
— Что-то поднимается по лестнице. Нет… Не по лестнице.
Последовала пауза.
Номер Двадцать Седьмой откинулся на спинку стула и протер глаза. Но когда он снова всмотрелся в мониторы, он увидел, что происходит.
— Двадцать Седьмой, я жду.
— Оно проходит сквозь лестницы, сэр, — пролепетал Номер Двадцать Седьмой. — Что бы это ни было, оно проходит сквозь стены!
— Поднять весь отряд по тревоге.
Дважды повторять не пришлось.
На площадке у комнаты с бабочками Чарли остановился и нахмурился. Сигнализация сработала уже минуту назад, а до сих пор никто не выбежал, чтобы схватить его. И это называется быстрота реагирования? Громко, укоризненно поцокав языком, Чарли направился к комнате Эсме. Не обращая внимания на двери и лестницы, он прошел сквозь стены.
В последнее время Чарли занимался этим довольно часто — во дворце, в аду. Новизна ощущения — прикосновение сырости и холода древних камней, просачивающихся сквозь него, когда он проходил сквозь них, быстро исчезла. А вот пугать до чертиков людей, видевших это, оказалось куда веселее.
В каждую комнату набилось по двадцать этих молодчиков. Они лежали в спальных мешках, как сардинки в банке. Чарли от души веселился, глядя на то, как они охают и таращат глаза, видя, как он в развевающемся плаще пронзает полы и потолки, наполняя комнаты потоком шуршащей тьмы. Ухмыляясь, он пролетел сквозь очередной потолок, оставив позади сумятицу и вопли. Но, оказавшись в комнате Эсме, он остановился и нахмурился.
Он равнодушно оглядел подушки на полу. Тут было темно, но не это его тревожило. Проблема была в том, что комната оказалась пуста.
