Николай Басов - Поиск неожиданного
— Видеть-то я вижу, вот только обещание, которое вы мне дали, тоже не следует забывать, — отозвался Сиверс.
Должно быть, это легкое препирательство произвело на гостей впечатление окончательной неудачи. Быстро допив все, что оставалось у них в кружках, они поднялись в том же порядке, в каком входили в ярангу. Сначала к двери отправился молодой шаман, за ним старик, затем поднялся вождь, а за ними засеменила Калабаха. Но она оглядывалась и хитренько улыбалась, а впрочем, это могла быть гримаска, некое непроизвольное сокращение мускулов подвыпившей женщины. Оле-Лех не знал, что об этом и думать, и решил, что не стоит придавать поведению Калабахи чрезмерного значения. Тем более что гости вышли, толком и не попрощавшись. И это было хуже всего.
Следующее утро выдалось не слишком хорошим.
Оле-Лех видел, что неудача в переговорах предыдущим вечером повлияла на настроение всей команды. Даже Сиверс, обычно не теряющий исследовательского азарта, ходил понурым и не прикасался к своему блокнотику, куда обычно зарисовывал и записывал свои впечатления. Тальда так вообще ушел в такие далекие от стойбища пространства, что у рыцаря мелькнуло сомнение, успеет ли он вернуться к вечеру. Тогда он тоже отправился бродить по тундре.
Она была хмурой, как всегда, но невысокое солнце все же проглядывало в разрывах между клочьями облаков, низко спустившихся с небес. И небо сделалось уже не таким однозначным, как в первые дни, когда Оле-Лех заметил этот свет, лежащий на всем окружающем мире. Оно приняло темно-красный, а местами бурый оттенок, и фиолетовость проглядывала лишь размытыми пятнами, которые и замечались глазом не сразу, лишь после долгого, напряженного вглядывания в общий цвет этого дня.
Это удивительным образом так обострило его зрение, что, возвращаясь, Оле-Лех без труда на расстоянии многих лиг с небольшого пригорка заметил тундрового волка. О том, что волки могут подходить так близко к поселению людей, промышляющих охотой и потому представляющих для зверя несомненную опасность, он прежде не догадывался. Вид этого дикого, показавшегося ему огромным зверя поразил рыцаря, он разглядывал его довольно долго. Волк ходил по тундре сложными зигзагами или даже кругами, низко опустив голову, вынюхивая что-то в зарослях карликовых местных растений и мха, а потом неожиданно начинал играть, едва ли не по-кошачьи подбрасывал что-то в воздух, ловил зубами, и Оле-Лех с удивлением понял, что знает, чем занимается волк. Зверь мышковал, добывал себе пропитание. Встреча с хищником подбодрила рыцаря, он решил, что ничего еще не кончено и выход из ситуации им еще только предстоит найти.
В общем, так и оказалось. Не успел Оле-Лех вернуться в ярангу, как следом явился и Тальда. Чернокожий орк запыхался, вероятно, от долгого и трудного бега и был чем-то удручен, но послушно принялся разводить огонь и готовить обед, хотя бы и с видом крайнего неудовольствия всем на свете. Даже на рыцаря он поглядывал искоса, будто замышлял недоброе.
— Ты чего такой? — спросил его рыцарь.
— Кони наши больше не выдерживают, — отозвался Тальда. — Если сегодня-завтра не отправимся в путь, как Франкенштейн сказал, то удержать их будет уже невозможно. Он делает все, что может, но уже не уверен в своих силах, сахиб, понимаешь?
Оле-Лех предполагал, что переговоры с шаманом и вождем племени могут продлиться еще довольно долго. Но проблему с черными конями Госпожи или с возницей, которому надоело оставаться на этом месте, тоже требовалось решать. Вот тогда-то рыцарь и стал раздумывать, не стоит ли ему найти другого обладателя фиолетовой искры, по сути, определить новое направление для их путешествия, заданное фиолетовым камнем в медальоне Госпожи, вот только как это сделать, и что для этого нужно, и вообще — возможно ли это в принципе, разумеется, не знал.
Оле-Лех достал медальон, попробовал разглядеть его под разными углами, в разном освещении, но камень выглядел тускло, ни одна искорка, ни один блик не соскальзывал с его полукруглой полированной поверхности.
А потом к ним, должно быть заметив дым от кострища, разведенного Тальдой, явился Сиверс. Он весь этот день провел на берегу моря, пытаясь уразуметь, каким образом северяне, не имея серьезных инструментов, изготавливали свои каяки. Он взахлеб рассказывал об этом, даже что-то объяснял о креплении продольных и поперечных планок, на которые натягивались шкуры морских зайцев, как говорили местные — лахтаков, но его никто не слушал.
Неожиданно для себя Оле-Лех понял, что то напряжение, которое он так явственно ощущал предыдущим вечером, возникло снова и разливается все заметнее вокруг их жилища. А дальше произошла совсем удивительная штука. В ярангу быстро бочком протиснулись сначала вождь, затем Калабаха. И тут же, оказавшись внутри, женщина, неудобно согнувшись, выглянула наружу, словно ей было важно знать, не подглядывал ли кто за ними, остался ли этот их визит к южным путешественникам незамеченным для соплеменников?
Сегодня было уже не до церемоний, это стало понятно по тому, как уверенно вождь прошел на свое вчерашнее место, уселся и изобразил двумя ладонями кружку, из которой его следовало теперь угостить… понятно чем, вот только не совсем понятно — зачем? Тальда все понял, налил ему и переводчице изрядную порцию спиртного, не забыв, впрочем, и себя, и лишь после этого с вполне подобающей внешней учтивостью предложил кружку с выпивкой и рыцарю.
А Оле-Лех тоже уселся на свое место и постарался сидеть так же малоподвижно, как местные, убрав с лица все мимолетные выражения, даже глаза попытался прищурить, подобно тому как вчера это делал шаман. Он смотрел на огонь, стараясь не следить за вождем, но того это не смущало. Он, выпив почти половину, принялся что-то весьма бойко, пожалуй даже проглатывая некоторые слова, торопливо объяснять. Калабаха приложилась к кружке, но послушно повернулась к Оле-Леху и, по-прежнему с трудом подбирая слова, стала переводить.
— Ты забирай старика, — сказала она своим хрипловатым, временами совсем не женским голосом. — Молодой останется для рода. Он все же не совсем… — Вероятно, тут ей не хватило слов, и она принялась с отчаянием сначала размахивать руками, потом обратилась за советом к выпивке, лишь после этого, широким жестом утерев губы, продолжила: — Но шаманы всегда так — постарей, поумней, сделайся настоящим хранителем духов предков.
На этом ее словарный запас временно иссяк. Тальда, впрочем, не зевал, и новое угощение вождь с Калабахой приняли с должной благосклонностью.
Вождь продолжал что-то объяснять, Калабахе стало трудно за ним поспевать, она о чем-то его переспрашивала, а предводитель племени вдруг стал от этого отчетливо сомневаться в своих же словах, стал переспрашивать переводчицу, оглядываться, словно пытался по внутреннему виду яранги определить, насколько богаты гости, и заговорил уже по-другому, обозначая жестами сначала небольшой какой-то предмет, а потом стал указывать, вероятно, количество чего-то, поднимая руки все выше, пока они не взлетели выше его головы.
