Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!
— Значит, нашли ее? Тебе мой рисунок хоть чуть-чуть помог?
— Еще как помог! Да без этого рисунка ее, может, и не нашли бы. Я думал-думал, что это за место такое, чтобы стены такие толстые, ничего похожего не знаю. Принес в контору, всем показал… Витек и вспомнил, что его матушка каждый год в какой-то монастырь — здесь, в наших лесах — ездит. И вроде как, да, такие там стены и есть. Остальное — дело техники. Ментам сообщили, они бригаду подняли, мы за ними… Классное, кстати, место… Такая красота — обязательно свожу тебя туда… А когда эту сумасшедшую брали, она умудрилась двоих ранить — по ногам стреляла.
— Получается, по Гале поминки не справили?
— Да нет, чуть позже собрались… Но я, естественно, не был…
Гр-р замолчал. Я чувствовала, что он сомневается, говорить дальше или нет, и обняла его, чтобы ему было проще сказать.
— А еще… Знаешь, со Шпинделем я помирился… Сонька от него вчера ушла — был у нее в запасе какой-то… Вовке эсэмэску отстучала — типа "прощай, не пиши, не звони". Из больницы прямиком за границу и смылась — в жаркие страны…
Всего-то? А я уж думала…
— Гр-р, ты поможешь мне разобрать архив Луизы — все эти тетрадки, письма… Вдруг там что-нибудь о прадедушках есть?
— Да, моя радость… Если с тобой — то я готов делать что угодно, хоть крестиком вышивать…
3. Сюрприз от Перепетуи.
Гр-р встал, чтобы подбросить в камин дрова… Я тоже поднялась — размяться. Подошла к роялю. Мне показалось, что платье и чулочки Перепетуи можно было бы и выстирать. Я сняла с куклы одежду. Старинная кукла — сейчас так не делают, чтобы тело тряпичное, опилками набитое, а руки-ноги-голова — фарфоровые. Тут я заметила, что на спинке куклы шов разошелся. Похоже, его уже пытались чинить, но не очень умело — просто зашили через край, не заботясь о красоте стежков. Я нашла коробку со швейными принадлежностями, распорола некрасивый шов и обнаружила в прорехе посторонний предмет — нечто, завернутое в кусочек белого шелка. Я потянула за кончик, и синий камушек, блеснув, покатился по крышке рояля.
— Гриша, ты хотел посмотреть на Царя Ночи… Иди сюда…
У меня на ладони лежал тот самый, сказочно дорогой, огромный синий бриллиант, один, без ожерелья, даже без оправы… Кто и когда спрятал бриллиант в куклу — неизвестно. Но точно — не моя бабушка. Она похищала Перепетую ради самой Перепетуи. Видимо, после смерти Полины камень каким-то образом оказался у Анны. Или сама Полина для чего-то зашила его в кукле — вдруг из вредности от мужа спрятала, но умерла скоропостижно, и ничего никому не успела объяснить…
— И что ты хочешь с ним делать? — Гр-р смотрел на огонь сквозь бриллиант.
— Вообще-то это Шпинделя камень — он же был отдан Полине, а Полина — прабабка Володи.
— Ты хочешь подарить Вовке состояние?
— Гр-р, это не наше…
— Так ты же нашла!..
— Но я знаю, что это не мое!
— А я бы замылил…
Вот уж не поверю…
— Давай отдадим — и чем быстрее, тем лучше…
— Тогда я позвоню, чтобы Шпиндель пришел… Проверим его на вшивость. Как там? Единожды солгав…
— Он же твой друг — был и есть… А все зло — от баб…
— А ты-то откуда знаешь?
— Любимое изречение Шпинделей…
И Гр-р пошел звонить Вовке.
Шпиндель примчался через пятнадцать минут — с огромной сумкой деликатесов. Ампирный столик Луизы мужики подтащили поближе к камину, из коробок со всякой всячиной, которую еще предстоит разобрать, я достала собственноручно вышитую скатерть и старый бабушкин сервиз. Шпиндель не доверил никому сервировку и накрыл стол сам. Он, конечно, выдвигал всякие гипотезы относительно того, зачем он здесь, например, отметить его с Громовым примирение. Или отпраздновать наше с Громовым бракосочетание. Или мое спасение. Я спросила, что знает Шпиндель о Царе Ночи. Оказалось — ничего. Шпиндель сказал правду. Это было видно и невооруженным глазом, но я для верности нажала на свою синюю кнопку и пару минут сканировала Вовкины мысли. Меня Шпиндель по-прежнему считал чем-то вроде шарлатанки, но раз Гришке я так уж нравлюсь, что он даже женился, то пусть… И вообще, на девяносто процентов голова ресторатора была занята воспоминаниями о жарких прелестях сбежавшей Соньки.
Тогда я рассказала Володе все, что знала о наших прадедушках и прабабушках, — начиная с того ноябрьского дня 1909 года, когда я впервые была Анной и нашла ее жениха в луже крови. Гр-р не давал мне, как он выразился, "съехать с магистральной линии повествования":
— Знаю я тебя! Увлечешься, и мы будем слушать, какого фасона панталоны носили дамы в 1909 году. Это жуть как интересно, но тогда до сути мы доберемся к первому мая…
Шпиндель готов был слушать и про панталоны, но, понукаемая непреклонным Гр-р, я быстро закруглилась и показала мужикам те копии, которые сделала музейная дама. Теперь я уверена, что моя прабабка была верна Закревскому до конца и подарила Сурмину кольцо со звездчатым сапфиром, только согласившись стать его женой. Почему он расстался с ним, уходя в Белую армию? На этот вопрос уже не сможет ответить никто.
Гришка с Вовкой пустились в пространные рассуждения о том, можно ли считать доказанным обвинение прадедушки Шпинделя в убийстве — на основании только моих сомнительных показаний. Я знала, что ни к каким выводам они не придут, поэтому сказала: "Брек!".
— Вот Царь Ночи, — я протянула Вовке камень. — Он твой…
— Нет, — возразил Володя. — Он в равной степени и твой и мой. Мы его разделим — продадим с аукциона, а деньги — пополам. У него будет новая жизнь…
Нас всех ждала новая жизнь. Даже ту музейную даму — они со Шпинделем просто созданы друг для друга, хотя пока об этом не догадываются.
На Морковку опять напало кошачье безумие, и после облета мансарды она взлетела на пока пустой стеллаж. На этот раз Тюня не играла с Морковкой в догонялки, а чинно сидела на самой верхней полке, свесив маленькие розовые ножки — опять поменяла цвет.
— О, — закричал Вовка. — Это же моя кошка! Откуда она у вас? Она пропала, после того как Соня носила ее в ветклинику.
— А теперь это наша кошка, — сказал Громов. — Она у нас тут… летает. Никому ее не отдам…
Морковка перелетела на плечо Гр-р и, уткнувшись носом ему в ухо, спела кошачью серенаду.
Нет, вы подумайте, до меня только сейчас дошло: она давно знает, где у Гр-р кнопка "Пуск"!
Какого лешего?