Лиланд Модезитт - Война гармонии
— Нам нужно побеспокоиться о еде для тебя, — промолвил он.
— Наверное, и для тебя, парень. А?
— Честно говоря, почтеннейшая, и для меня тоже. Я ведь не ангел, способный порхать по горным пикам, питаясь воздухом.
— Ха... Ангелы. Дерьмо все это. Во-первых, в Предании говорится не о мужчинах, а о проникнутых чистотой женщинах. Но нынче все машут клинками, что мужчины, что женщины, без разницы. Ну... мужчины все-таки малость погаже.
— Мы вроде насчет еды говорили, — подсказал Джастин. После продолжительного молчания Лурлис сказала:
— Нет, парень, никакой ты не Храмовый священник.
— Нет. И не целитель. Но кое-что в этом понимаю, и если ты не станешь тревожить ногу, она заживет.
— Я так понимаю, ты из этих дьяволов-колдунов. Но не из Белых, а из Черных.
— Да, если ты хочешь так выразиться. Я с Отшельничьего.
— А зачем ты стал возиться со старой Лурлис?
— Мне была нужна еда, а тебе помощь, — ответил инженер. Он подозревал, что честность и прямота вряд ли принесут ему пользу, однако обманывать слепую старуху не хотел и не мог.
— Мог бы бросить меня да ехать своей дорогой.
— После того как узнал о твоей беде, уже не мог.
— А как вышло, что ты остался без еды?
— Вышло так, что во время сражения я оказался разлученным с братом. Попытка переправиться через реку у Рорна не удалась, там разобраны мосты. Я надеялся переправиться где-нибудь в здешних краях, но как-то проглядел дорогу к реке.
— Наверняка чародейские проделки. У Рорна есть развилка, и дорога приречная оттуда идет. Правда, насчет брода... брода нет до самого моста в Клинии. Река течет, в основном, по теснине. Отсюда тебе лучше двигаться той тропой, что идет поверху... Хотя если ты устал, карабкаться на холмы радости мало.
Джастин машинально наполнил кружку и снова подал ей.
— Там, на полке под столом, хлеб и сыр, — сказала Лурлис.
— Точно?
— Мне кажется, ты честный парень. Речь у тебя честная, да и поступки тоже. Конечно, мне случалось ошибаться, да, наверное, и еще случится, да что уж там... Такова жизнь.
Старуха рассмеялась, и, несмотря на редкие, почерневшие зубы старухи, Джастин вдруг увидел ее той прелестной, веселой девушкой, какой она когда-то была. Инженер поставил кувшин и направился к столу.
Отрезав три толстых куска хлеба и положив сверху сыр, он забрал из рук старой женщины кружку и подал ей еду, после чего уселся на табурет.
— Крепкие у тебя пальцы, точно у кузнеца, — заметил Лурлис. — Ты часом не кузнец?
— Да. Я работаю у горна.
— Это хорошо. В жизни не встречала... кузнеца, который был бы... плохим человеком.
Старуха произносила слова с расстановкой, жуя свой хлеб. Хлеб и сыр показались Джастину вкуснее самых замечательных яств.
— Ты хорошо закрепил веревку? — спросила старуха. — Я смогу доставать воду?
— Тебе не следует... — начал он.
— Ну ты даешь! Ты ведь Черный кузнец, стало быть, задерживаться тебе здесь нельзя. Если хочешь жить. Скажи лучше, как долго мне держать ту штуковину, которую ты наложил мне на ногу?
— Я думаю, от четырех до пяти восьмидневок. Но по-настоящему нога заживет месяца через три.
— Ну и ну!
— И постарайся беречь ее, а то, неровен час, сломаешь снова, — промолвил Джастин, проглотив последний кусок.
— Ох уж эти мужчины... — Лурлис протянула руку, и инженер снова наполнил ей кружку.
— Ты говоришь так, словно веришь в Предание, — заметил Джастин.
— Поверишь тут... стоит взглянуть на Бирсена.
Джастин помолчал, потом прокашлялся:
— Хм... это... веревка-то колодезная того, не перетерлась.
— Я сама слышала, как ведро упало в колодец.
— Упало, потому что веревка была разрезана. Продольно, по всей длине.
Он вручил ей обрывок, и она прощупала его чуткими пальцами.
— Да... придется что-нибудь предпринять в отношении этого мальчишки.
— Мальчишки?
— Бирсена. Он всего лишь глупый, эгоистичный мальчишка, — Лурлис слегка изменила позу, поморщившись при этом движении. — Говорила я Фирле, что слишком уж он смазливый. Впрочем, мой Томаз тоже был красавчиком. А ты, парнишка, как? Хорош собой?
— Я... я как-то об этом не задумывался. Вот брат у меня, он симпатичный.
— Не задумывался он... Мужчина — он мужчина и есть. Но я уверена, ты парнишка миловидный, — Лурлис ухмыльнулась, а потом добавила: — Вот что, дружочек. Со мной все будет в порядке, а тебе, пожалуй, пора уносить ноги, пока тебя не догнали Белые дьяволы.
— Я наберу себе воды.
— И возьми каравай да второй круг сыра.
— Они нужны тебе.
— А тебе что, не нужны? Ты лечил мою ногу и ухаживал за мной, хотя я всего-навсего никчемная старуха. Это дорогого стоит, мой Черный красавчик.
Ухмыльнувшись, Джастин взял два маленьких кувшина и побрел под дождем к колодцу.
Вернувшись в хижину и поставив кувшины на стол, он вытер лицо и волосы, после чего сказал:
— Вода на столе. Что-нибудь еще нужно?
— Нет, — Старуха помолчала, а потом добавила: — В ближнем углу сарая, за столбом, есть бочка, а в бочке немного зерна. Для твоей лошади.
— Честно говоря, если это для тебя не слишком тяжелая потеря, я был бы благодарен.
— Паренек... я тебе и про себя, и про Фрилу рассказала, а сама не знаю, как тебя звать.
— Джастином. Меня зовут Джастин.
— Вот что, Джастин, уходи. Ты и так потратил на старуху слишком много времени.
Джастин легонько коснулся ее лба и подкрепил женщину потоком гармонии.
— Ты точно не священник Храма?
— Точно. Всего-навсего приблудный кузнец.
— Тогда забирай хлеб с сыром и проваливай. Живо.
Джастин взял остаток уже порезанного круга — примерно половину — и один каравай. Полный круг и два каравая остались на месте. Уже с порога он оглянулся на Лурлис.
— Со мной все будет в порядке, — крикнула она, словно увидев его взгляд. — Уезжай, не мешкай.
Инженер тихонько прикрыл дверь и отправился за зерном для кобылы.
Дождь превратился в мелкий, моросящий туман.
52
Тропа, как и говорила Лурлис, сворачивала и петляла по склону, с которого Джастин, оглянувшись через плечо, увидел уходящий на юго-восток изгиб восточного притока Сарронна.
Поискав глазами хижину, инженер увидел лишь соломенную кровлю. Ему хотелось верить, что у Лурлис все будет хорошо. Вздохнув, он повернулся и едва успел увернуться от очередной ветки. Тропа вновь резко повернула на юг.
Джастин подумал, что, возможно, выбор этого направления был его серьезной ошибкой. Однако он уже заехал так далеко, что попытка вернуться, пожалуй, стала бы ошибкой еще худшей.