Владимир Ильин - Напряжение
В самом деле, кто сказал, что тут все будет так просто? Скорее, я сам себе это придумал, а теперь стою, не зная, что делать. Почему то показалось, что упрашивать эти серые глаза совершенно без толку.
— Максим, да что ты молчишь, — рядом неожиданно оказался Михаил, суетливо доставая из кармана портмоне с документами. — Здравствуйте, красавицы, это мой сын. Вот мой паспорт. Мне надо написать заявление? — Выжидательно замер он, выудив откуда‑то солидную металлическую ручку.
— Ваш сын? — Протянула женщина.
— Мой брат! — Ткнулся в ногу Федор, крепко прижавшись к ногам и с вызовом глядя на тетеньку.
— Брат! — Обняли девчонки с другой стороны.
— Понятно, — хмыкнула дама, дважды кликнула по экрану и скосила взгляд на паспорт Михаила. — Получается, Самойлов Максим Михайлович?
— Да, — подтвердил я пересохшим горлом, под дикий стук взволнованного сердца.
— Дата рождения, возраст, место рождения.
— Десятое апреля, — выручил меня Михаил.
Я отчего‑то не мог сказать и слова, путаясь — говорить ли первое января, в которое все в интернате справляли единый день рождения на всех — и на наступивший год тоже. Или сказать про июнь, дата которого отражена в моем досье, оставленном в сейфе директрисы.
— Подданство?
— Имперское.
— Не желаете оформить под нашим гербом? Будут льготы и трудоустройство. Нет? — Без особого желания подытожила она, отсылая документ на печать.
Принтер вжикнул новой бумагой — не пластиком, а листом гербового листка, с моим именем и новой фамилией. Звучно бряцнула печать, украшая гербом подножие документа, вжигнул росчерк черной перьевой ручки, отрисовывая подпись дамы.
— Временное удостоверение. В имперской канцелярии поменяют на основной документ и примут присягу.
— Спасибо, — выдохнул я, обращаясь ко всем сразу.
Даже даму проняло — уголки губ слегка поднялись в ответной улыбке.
— Нам дальше на автобус?
— Купить билеты можно в шестом кабинете, — тут же похолодела женщина, возвращаясь к дробному перестуку по клавишам.
— Всего доброго!
За дверью Федор по — хозяйски завладел моей рукой, обняв ее двумя своими, и гордо вышагивал рядом, с вызовом глядя на всех, кто проходил мимо.
— Один билет — десять тысяч, — пробубнил мужчина за основательной металлической стойкой, сокрытой толстым стеклом с металлическим ящиком в углублении под рамой.
Ящик тут же скрипнул, сдвинувшись к нам и предлагая внести деньги.
— Сколько?! — Возмутился даже вечно спокойный Михаил.
— Вы можете взять кредит, образцы на стойке информации, или внести деньги ценными предметами, — явно в сотый раз за день произнес человек, внимательно глядя на нас — не только на Михаила, но и на девочек на его плечах, на Федора и меня.
— Но это же грабеж!
— Вы можете не покупать билеты. Через две недели карантин завершится.
— И как нам жить эти две недели?! В городе все закрыто!
— Вы можете заказать деньги у родственников, телефоны у стены, — указал он подбородком в другую сторону длинного зала, с тремя автоматами, уже занятыми небольшой очередью — хмурой и кипящей от гнева.
Всего в зале было десяток окошек, и судя по тому, что рядом явно возмущались чужой жадности, цена была одна на всех. Невероятная цена.
— Детям есть скидки? — Явно подозревая ответ, уточнил Михаил.
— Нет. С вас пятьдесят тысяч рублей. Оплачивайте или не задерживайте очередь, — он демонстративно повернулся назад, к скамейке с вооруженными солдатами, внимательно наблюдавшими за легальным грабежом.
— Мы хотим идти пешком!
— Пеший проход через блокпосты запрещен на время карантина.
Михаил всплеснул руками, слегка беспомощно глядя на меня.
— И ничего нельзя сделать? — Скептически уточнил я, с подозрением уловив излишнюю разговорчивость служащего.
Ведь не прогоняет. А через два окошка кассы молодая пара, явно не выглядящая богачами, с улыбкой подписывает какие‑то бумаги. Так с деньгами не расстаются!
— Для сменивших подданство билеты бесплатны, выдаются подъемные с рассрочкой на двадцать лет и гарантируется трудоустройство, — разразился он мурлыкающей речью.
— Пожизненное трудоустройство, — с ожесточением поправил его Михаил, доставая кошелек. — Мы заплатим.
Захрустели банкноты, перемещаясь в несколько столбиков. Затем вновь собрались в одну пачку и вновь были пересчитаны. И снова.
— Не хватает немного, — буркнул Михаил, ни на кого не глядя.
— Я могу подождать в городе, — подал я голос.
В самом деле, пройду обратным путем, а там через лесок и в Корноухово.
— Нет, сын! — Категорично ответил он. — Вот, возьмите цепочку.
К деньгам, закинутым в ящик, добавилась толстая желтая цепь, снятая с шеи и освобождённая от крестика — его Михаил положил в нагрудный карман.
— Сорок две тысячи. — Озвучил служащий, пересчитав бумажки и равнодушно скинув их куда‑то возле ног. — Цепочка на пятьсот.
— Ей цена десять тысяч! Это ювелирное изделие!
— Тут мы определяем цены. — Построжел мужчина.
— Но у нас больше ничего нет!
— Серьги у девочек, обручальное кольцо. Крест. — Перечислил он, вызывая у меня ненависть своим равнодушием и деловитостью
— Тоня, Катя, — надломленным голосом произнес Михаил. — Доченьки, я вам новые подарю.
Под тихие слезы красивые сережки с алыми камешками и кольцо бряцнули в ящик и были так же сметены куда‑то под стол.
— Ваши билеты. Следующий! — Крикнул он поверх наших голов.
Тут же встал солдат, аккуратно оттесняя нас от стойки в сторону выхода на автобусную станцию.
— Грабеж, — в ярости шипел рядом Михаил, совсем растеряв свой привычный вежливый и учтивый вид. — Я бы их… Попадись они мне..
— Полностью согласен, — хмуро кивнул я, совсем не радуясь серым прямоугольникам билетов и завершению пути.
За такие деньги можно купить автобус, а не пять мест на него.
Автобусная площадка кипела грустной, но оптимистичной суетой — кто‑то потерял деньги, кто‑то осознал, что потерял свободу, но предчувствие, что скоро самое плохое останется позади, бодрило и рисовало робкие улыбки на хмурых лицах.
— Ваши места тридцать шесть — тридцать восемь, автобус шестнадцать. — Солдат у входа в обычный междугородний автобус пропустил вперед Михаила и девчонок и тут же поставил ладонь перед моей грудью. — Места один — два, автобус семнадцать. Отправление через час.
— Пропустите, это мои дети! — Возмутился отец с верхних ступенек.
— Не положено. — Сухо ответил солдат.
— Да как вы не понимаете, они же маленькие! — Запаниковал Михаил, намереваясь заблокировать двери.